Опасность тьмы

22
18
20
22
24
26
28
30

Они выпили еще по бокалу, а потом вышли в лондонский туман и направились в сторону Пикадилли.

– Через пару дней частные показы закончатся, и все твои рисунки будут проданы, – сказала Диана. – Я рассчитываю на приглашение.

– Конечно.

Они остановились у Фортнум и Мэйсон [9].

– Предложения? – сказал Саймон. – Ресторан? Мой отель?

– Или мой дом.

Но она заметила тень сомнения у него на лице.

– Ладно, – непринужденно сказала Диана, – я хочу есть. Я съела сэндвич с томатом сегодня в пятнадцать минут первого и только что выпила два коктейля с шампанским. Могу упасть в обморок.

Саймон со смехом взял ее под руку и повел вниз по Дьюк-стрит в Гринс.

Двадцать семь

Натали проснулась, услышала шум и натянула на голову подушку. Но звуки проникали и туда, так что в конце концов ей пришлось встать из кровати.

– Ну что теперь? Черт, Кира, сейчас два часа ночи, что с тобой?

Кира стояла перед окном. Занавески были подняты, и она смотрела на дом напротив.

– Я уже тебе говорила, хватит это делать. Давай возвращайся в кровать. С кем ты разговаривала?

Кира сжала губы, но позволила отвести себя обратно и уложить под одеяло.

– Кира, ты меня беспокоишь. Говоришь сама с собой, издаешь какие-то звуки.

Натали села на край кровати своей дочери. Ее светлые волосы спутались, и она пыталась пригладить их кончиками пальцев. Удивительно, насколько по-другому выглядят дети по ночам и насколько сильнее ты их можешь любить просто потому, что они кажутся меньше. Удивительно.

– Может, ты хочешь мне что-нибудь сказать?

Они не позволили ей пройти в комнату, когда разговаривали с Кирой. Их было двое, обе женщины. Одна – молодой доктор, как они сказали, психиатр, хотя Натали показалось, что она еще слишком юна, а другая – полицейский семейный психолог.

Это заняло больше часа. Она злилась, и ей было не по себе. В газетах и по телевизору говорили всякое. Когда пропал самый первый мальчик, повсюду висели постеры, и все обсуждали это – и она вместе со всеми, как и каждый, кто жил тогда на Бримптон-лэйн. Натали говорила с парой человек за последнюю неделю, и все они твердили одно и то же – насколько все теперь изменилось. Их дома, их улица, их соседи… вся их повседневная жизнь. Они чувствовали себя иначе и теперь никогда не будут чувствовать как прежде. Они чувствовали себя запятнанными и оскверненными, как будто им надо отмыться. Некоторые говорили, что хотят переехать. Кто-то сказал, что нужно подать петицию в местное управление, чтобы они переименовали Бримптон-лэйн, когда все закончится, но только как смена названия поможет, что изменится? Они жили здесь, она жила здесь, дом стоял здесь. Только кто теперь будет там жить? Кто захочет купить его, ходить по ее комнатам и спать там, и есть, и подстригать сад, и вытирать окна? Зная.