Лещ безглазый и совершенно белый.
— Они обычно любят мутную воду.
«Мутная» — не вполне подходящее слово для этой воды, но я, тем не менее, благодарен. Это большая рыба, но на пятнадцать человек ее хватает едва-едва. Нам нужно еще.
— Здесь должны быть крысы, — говорит один из мальчиков, Джефф Томлинсон. Спортивный, деловой, любит ходить в походы, прочел много книг по выживанию в трудных условиях. Стоило догадаться, что он сообразит. — Мы сможем их есть.
— Если сможем поймать, — отвечает Фрэнк.
— А вдруг они тоже слепые, как лещ? — предполагает Джефф.
— Тогда у них слух, как у летучих мышей.
Гадаю, а нет ли тут и их.
— Мистер Форрестер! — Это одна из девочек, Джейн Раутледж. Она в самом конце пещеры, указывает на что-то. — Посмотрите на это, сэр.
Ее спокойствие пугает. Видимо, разновидность шока: она словно спряталась в раковину.
В конце пещеры русло ветвится, потоки исчезают в дырах в стене. Узкие и длинные, извилистые пещеры. Я мог бы войти в одну из них, если бы сгорбился, как Квазимодо. Оглядевшись вокруг, я нахожу еще отверстия — в других стенах. По некоторым струится вода. Другие — сухие и пыльные. Проход в шахты. А может, и нет. Является ли пещера частью копей? Сомневаюсь.
Решившись, преодолеваю несколько футов до ближайшего хода. Он недалеко. Почему-то при виде него я покрываюсь мурашками. Касаюсь стены. На ощупь она — ребристая.
Эти ходы вовсе не естественного происхождения.
Их выкопали.
Я ничего не говорю об этом, но почему-то они так и притягивают детей.
Когда наступает то, что мне кажется вечером, они уже заходят туда, но не очень далеко, не упуская из виду главной пещеры — по моему настоянию. Последнее, что нам сейчас нужно, — это чтобы кто-то из них потерялся.
Итак, к концу дня эти ходы обретают имя.
Дети зовут их лазами.
— Будто гигантский червяк прополз сквозь них, — шепчет Джин. — Тебе не кажется?
Я сжимаю ее руку: