Кардинал

22
18
20
22
24
26
28
30

Я повертел головой, окидывая взглядом валяющиеся трупы. Почти один в один та же сцена, что и с убийством дяди Тео в пакгаузе. Меня что, на каждой гангстерской стрелке такое ждет?

– Твою мать! – Винсент сплюнул на труп Джонни Грейса и метнулся к машине.

Мы с Адрианом кинулись следом.

– Кто это был? – спросил Адриан, но Винсент пропустил вопрос мимо ушей.

– Кто это такой? – повторил я, но Винсент, будто не слыша, изливал душу в потоке ругательств. – Винсент! – рявкнул я. – Кто это был, твою мать?

Он поднял взгляд:

– Это, парень, был Паукар, чтоб его… – Помолчав, он мотнул головой. – Ходячая, к едрене фене, смерть.

За всю дорогу Винсент больше не проронил ни слова.

Если я не работал и не зависал где-нибудь с Адрианом, то чаще всего встречался с И Цзе и Леонорой. Они взяли на себя роль моих покровителей и, не жалея сил, наставляли и делились опытом. Хотя они и не принадлежали к числу тех влиятельных людей, под чье начало я мечтал попасть, оба когда-то были близки к Кардиналу и знали его как человека, а не как властителя. Они хотя бы отчасти способны были объяснить ход его мыслей – больше никто в городе таким похвастаться не мог.

– Всегда стой на своем, – внушал мне И Цзе. – Защищай свою позицию, говори, что думаешь. Здесь каждый, – он обвел рукой зал, – хочет прогнуть других под себя. Чтобы ты жил по их правилам, исполнял приказы, думал и говорил по их указке. Своеволия они не терпят. Так вот, перебьются. Будь готов наплевать им в морду и подтереться их правилами. Не афишируя, но если придется, то и в открытую. Нельзя позволить им тобой помыкать. Если позволишь, станешь их рабом. Да, прогибаться иногда полезно для карьеры, но таких поддакивающих у Кардинала тысячи, какой ему прок от очередного подпевалы?

– Не сомневайтесь, я за себя постою. Я покажу ему…

– Да… – В голосе И Цзе прозвучало сомнение. – Но лезть в бутылку просто ради того, чтобы показать гонор, тоже не надо. Я ведь не имею в виду, что ты должен из каждого разговора устраивать дуэль. Просто говори то, что думаешь. Если он поинтересуется твоим мнением, ответь. Не стоит настраивать его против себя, но и бояться прогневать его возражением тоже неправильно.

– Тут не угадаешь, Капак, – вмешалась Леонора. – С Дорри так: либо пан, либо пропал. Если метишь на самый верх, усвой раз и навсегда, что третьего не дано.

В другой раз она учила меня, как реагировать на случающиеся у Кардинала приступы гнева:

– Он может взорваться в любой момент. Безо всякой логики. Ему без разницы, кто при этом присутствует, что он говорит или делает. Дорри не умеет держать себя в руках. У него в душе бушует пламя ярости, которое ни объяснить, ни погасить. Оно им движет. В древности он бы махал мечом направо и налево, срубая головы с плеч. Но теперь, в наше более цивилизованное время, приходится как-то усмирять порывы. Он пытается. Более-менее.

А это нелегко. Он попал в мои руки подростком, но к тому времени на его счету уже было более двадцати смертей. Он носился по улицам без руля и ветрил, мчась навстречу ранней гибели. Мне удалось его утихомирить. Научить подавлять гнев, хватать себя за руку и бороться с внутренними демонами. Он едва не сломался от такой непосильной задачи, но упрямо лез напролом, пока наконец не настал тот момент, когда он смог спокойно сесть за стол переговоров со своим противником, а не вцепился ему в глотку по привычке.

Взгляд Леоноры был мягким. Даже вспоминая про самое худшее в Кардинале, про его неконтролируемую ярость, жажду крови и жестокость, она говорила о нем тепло. Она любила его.

– Но все время сдерживать гнев он не в силах, – продолжала Леонора. – Иногда ярость вскипает так, что переливается через край, и Кардинал выплескивает ее на первое, что под руку подвернется. Подвернется мебель и стены – будет крушить их. Подвернется человек – пострадает человек.

– На вид он не такой уж громила, – засомневался я. – Думаю, в схватке один на один я бы его легко одолел.

Леоноре стало смешно.