Гудрун повернулась к Уне и снова макнула пальцы в миску.
– Теперь я – твоя собственность, Повелитель!
– Теперь я – твоя собственность, Повелитель…
– Отныне и навсегда!
– Отныне и навсегда!..
За ширмой кто-то страшно захрипел. Хоть Фрита и знала, что (скорее, кто) находится там, её всё равно чуть не хватил инфаркт. Девушки же, бывшие в неведении, выглядели, будто при последнем издыхании. Уна начала закатывать глаза, намереваясь хлопнуться в обморок. Но Гудрун среагировала быстро и жёстко, одной рукой выкрутив девчонке сосок, а второй влепив ей звонкую пощёчину. Глаза Уны распахнулись, словно две маленьких луны.
– Спокойно, – прошипела Гудрун, – спокойно… Вот так.
Её движения и даже осанка изменились. Сейчас она выглядела, как женщина не старше пятидесяти. Гудрун прошла к ширме и убрала её в сторону.
– Вот кто у нас здесь, – почти пропела она.
На медицинской кушетке, прикрытый до груди одеялом, лежал очень старый, бледный и измождённый человек. Глубоко запавшие глаза смотрели на женщин с лысого, покрытого пигментными пятнами черепа.
– Дай, – прохрипел этот живой труп.
Гудрун взяла двумя руками миску с кошачьей кровью и поднесла к его рту. Фрита видела, как задвигался кадык на тощем горле. С хлюпаньем опорожнив посудину, жуткий старик громко рыгнул.
На глазах у женщин в него возвращалась жизнь. Кожа порозовела, глаза заблестели. Он приподнялся на локте, рассматривая девушек с неожиданным интересом.
– Которая? – спросил он у Гудрун.
– Думаю, Хильда покрепче будет, – ответила старуха и поманила девушку пальцем. – Пора доказать свою верность Повелителю.
Хильда медленно подошла. Гудрун откинула одеяло. Старик был совершенно голый, как и женщины в комнате. В его чреслах набухал жизнью бледный червь.
– Давай, верни Хозяина к жизни, – Гудрун грубо толкнула Хильду в спину.
Разошлись далеко за полночь. Фрита была переполнена звуками звериного совокупления, болью в исцарапанной спине и искусанной груди, затхлым привкусом во рту, унижением и страхом. Она едва удержалась, чтоб не выблевать все это на мостовую, сразу, как вышла на улицу. Но хуже всего был хруст костей дохлой кошки. Хозяин принялся пожирать её сырой, едва удовлетворил свою отвратительную похоть. Этот мерзкий звук стоял в ушах Фриты до самого утра.
2
Город после недавних беспорядков затих, словно затаился. Туристический сезон кончился, и приезжих почти не было. Тролльхавенцы же предпочитали сидеть по домам. Чуть ли не каждый день лил дождь.
ebooksa