– Я не курю. Что еще?
– Все как обычно: в каждом хвосте бабочки по флешке с взлом-пакетом, Wi-Fi-адаптер в брелоке, гибкая клавиатура в кушаке, ручка ловит Bluetooth и может работать мышью, и еще резонатор Тиллингаста в левом каблуке. Включается поворотом каблука на сто восемьдесят градусов, выключается наоборот. Другой каблук обычный: мы туда хотели засунуть глаз василиска, но какой-то умник в экспортном отделе завернул запрос, потому что ты работаешь за границей. Да, и вот это еще. – Брейн лезет в чемодан на кровати и вытаскивает нейлоновую плечевую кобуру и черный автоматический пистолет. – Вальтер P99, калибр 9 мм, магазин на пятнадцать патронов, посеребренные экспансивные пули с полуциклическим заклятьем изгнания, выгравированным енохианским алфавитом высотой в девяносто нанометров.
– Патроны с изгнанием? – нерешительно спрашиваю я, а потом поднимаю руку. Постой-ка. У меня же нет разрешения на ношение огнестрела в поле!
– Мы решили, что экзорцизм в боезапасе отлично соотносится с твоей лицензией на оккультные вооружения. Если кто спросит – это просто устройство для высокоскоростного внедрения антидемонических глифов в противника. – Брейн садится на кровать, вынимает магазин, передергивает затвор, чтобы убедиться, что в стволе нет патрона, а потом начинает разбирать пистолет. – Энглтон сказал, что злодеи, скорее всего, будут во всеоружии, так что и тебе нужна пушка.
– Ого. – На миг я отключаюсь. Я только час назад перерезал воздуховод какому-то ублюдку, и теперь мне очень тяжело это все уложить в голове. – Он правда так сказал?
– Да. Мы же не хотим тебя случайно потерять, если кто-то начнет стрелять, а ты безоружен?
– Да уж, не хотим. – Брейн вручает мне кобуру, и я пытаюсь понять, как ее надевать. – Если вы закончили, то, может, уйдете, чтобы я позвонил домой?
Когда Пинки и Брейн уходят, я заказываю по телефону легкий обед, закрываю дверь на цепочку и ухожу в ванную. На штанге по соседству со шторкой для душа висит мокрый гидрокостюм, а к унитазу прислонился кислородный баллон. Пока набирается ванна, я пытаюсь позвонить домой, но попадаю на автоответчик. Тогда я набираю Мо на мобильник: он отключен. Наверное, она до сих пор в Данвиче, а там комендантский час. Испытывая ужасную жалость к себе, начинаю смывать с кожи соль, но не могу лежать в ванне и не думать о Рамоне, и это тоже нездоровый знак. Она вызывает у меня смешанные чувства; мне стыдно, как только я вспоминаю про Мо, а запах соленой воды вызывает в памяти жуткий подводный сумрак и нож в моей руке. Это не похоже на меня: я ни разу не хладнокровный убийца. Когда нужно рвать и кромсать, мы посылаем ребят Алана. А я по типажу молчаливый ботан, который сидит за монитором в серверной.
Только я несколько лет назад подписал заявление о переводе на действительную службу – точно под абзацем, в котором говорится, что я обязуюсь для защиты страны служить Короне в местах опасных и жутких, исполняя законные приказы и указания ответственных руководителей. По большей части тривиальные (например, пробраться ночью в офис и взломать там компьютер какого-нибудь неудачника, который слишком близко подобрался к правде), однако там не было ни слова о том, что мне
Я заворачиваюсь в полотенце и возвращаюсь в спальню. Сейчас около часа дня, и мне остается убить еще пару часов до того, как вернется Рамона. Привозят обед – безвкусный, как обычно (клянусь, в отельном измерении есть какое-то силовое поле, которое лишает всю еду вкуса). Мне очень нужно как-то отвлечься от мрачных мыслей. Пинки оставил PlayStation, так что я плюхаюсь перед телевизором, беру контроллер и рассеянно тыкаю по нему. Кричаще-яркая графика заставки бьет по глазам, пока приставка жужжит и загружается; потом запускаются гонки, в которых мне предлагается вести разные машины по извилистым дорогам тропического острова, а с обочин по мне стреляют зомби.
– Вот дерьмо, – ворчу я и с раздражением выключаю приставку.
А затем проверяю, что все защитные утилиты на планшете работают правильно, опускаю шторы и ложусь на кровать, чтобы подремать немного.
Просыпаюсь я, кажется, через долю секунды от громкого стука в дверь:
– Эй, обезьяныш! Подъем!
– Рамона?
Я встаю и плетусь в прихожую. Бедра и предплечья ноют так, будто меня избили – это все от плавания. Снимаю цепочку и открываю дверь.
– Выспался? – Рамона приподнимает бровь.
– Нужно было… – Замолкаю. – …одеться.