Дженнифер Морг

Рамона смотрит мне в глаза.

– Да, – признается она. Глаза у нее блестят, и в этом свете я не могу понять, слезы это или косметика. – Но нам нельзя.

Я киваю.

– Ты права.

Эти слова даются тяжело – и мне, и ей. Я чувствую ее желание, физический голод по близости, которой она себе не позволяла годами. И дело не в сексе, а в чем-то совсем другом. Вот так переплет! Она так долго была одинокой хищницей, что уже сама не знает, что делать с кем-то, кого она не хочет убить и съесть. Меня мутит от эмоционального несварения: кажется, к Мо я никогда не испытывал такого животного, похотливого влечения, как к Рамоне. Но Рамона – отравленный цветок, срывать его нельзя, если я дорожу жизнью.

Она делает шаг, обвивает меня руками и прижимает к себе. И целует так крепко, что у меня волосы встают дыбом. Потом она отпускает меня, отступает и поправляет платье.

– Лучше я так больше делать не буду, – задумчиво говорит Рамона. – Для нас обоих это слишком рискованно. – Потом глубоко вздыхает и подает мне руку. – Пойдем в казино?

Вечер еще только начался, подступают сумерки; пока я спал, город оросил короткий, но сильный дождь. Он слегка сбил оглушительную дневную жару, но от тротуаров тонкими струйками поднимается пар, а влажность где-то между «Амазонка» и «аварийное погружение, открыть кингстоны». Мы проходим мимо нескольких уличных торговцев и групп туристов под навесами с яркой подсветкой и громкой музыкой. Красочные террасы перед ресторанами набиты битком, так что болтовня заглушает немолчный стрекот цикад.

Мы подходим ко входу в казино, и я киваю незнакомому швейцару:

– Частная вечеринка.

– Ага. Мадам, мсье, прошу сюда… – Он отступает в фойе и ведет нас к ничем не примечательной лестнице. – Позвольте вашу карточку, сэр?

Рамона незаметно толкает меня локтем, и я чувствую, как она вкладывает что-то мне в руку. Я переворачиваю прямоугольник и вручаю швейцару.

– Прошу.

Он секунду смотрит на карточку, затем кивает и указывает наверх.

– Что это было? – спрашиваю я у Рамоны уже на лестнице.

– Приглашение на вечеринку Эйлин. – Здесь всюду блестит начищенная медь и темнеет красное дерево. На стенах висят чрезвычайно унылые пейзажи в антикварных рамах, а свет тусклый. Рамона на миг хмурится, когда мы поднимаемся на верхнюю площадку. – На наши настоящие имена, разумеется.

– Ясно. А имена что-то значат?

Она пожимает плечами.

– Возможно, они есть в какой-нибудь базе данных. Они не дураки, Боб.

Я беру ее под руку, и мы вместе идем по широкому коридору к открытым дверям. За ними я слышу позвякивание бокалов и приглушенный гул разговоров, на фоне которых отельный джазовый квартет насилует какую-то очень известную мелодию.