Дженнифер Морг

22
18
20
22
24
26
28
30

Пока Боб паникует из-за того, что вот-вот захлебнется и умрет, подумайте о Рамоне. Не ее вина, что она оказалась в одном аквариуме с Бобом, скорее наоборот. Будь у нее хоть малейшее оправдание, она бы сделала все, чтобы избежать этого инструктажа в Техасе. Но ее начальство не интересуют оправдания. Его интересуют только результаты. И поэтому мы оказываемся с ней на переднем сиденье «форда», который едет по пыльной грунтовке к выбеленному солнцем одноэтажному дому в неотмеченной на картах глуши.

Рамоне здесь не место. Она слишком умная для обычной девочки из Калифорнии, но она выросла в тех краях. Ей нравится, когда морской бриз охлаждает яркий солнечный свет, а в ушах мерно шипит шум приливных волн – ах, запах полыни. Здесь, на западе Техаса, между Сонорой и Сан-Анджело, до моря слишком далеко. И это слишком… Техас. Рамоне плевать на крепких добрых парней. Ей не нравится сухая, безводная равнина. А особенно ей не нравится Ранчо, но это вопрос не столько предвзятости, сколько здравого смысла.

Ранчо пугает ее с каждым приездом все больше.

Парковка перед домом представляет собой просто утоптанную земляную площадку. Рамона останавливает машину между двух здоровенных пикапов. Один из них украшен коровьим черепом на бампере и стойкой для ружей в кузове. Рамона выходит из «форда», берет свою сумку и бутылку с водой – она всегда привозит с собой сюда полгаллона воды как минимум – и морщится, когда жара окутывает ее и пытается высосать досуха. Обходя машины, она не останавливается, чтобы рассмотреть вырезанный на коровьем черепе пентакль: она и так знает, что увидит. Поэтому Рамона поднимается на крыльцо и подходит к закрытой двери, возле которой качается в кресле сморщенная фигура.

– Ты опоздала на пять минут и двадцать девять секунд, – лаконично сообщает фигура, как только Рамона оказывается на верхней ступеньке.

– Так укуси меня, – огрызается она.

Рамона вскидывает сумку на плечо и ежится, несмотря на жару. Во взгляде охранника – сухое злорадство. Сухое. Здесь нет воды, но костистому кошмару в полукомбинезоне, который бесконечно качается в своем кресле, вода и ни к чему.

– Тебя ждут, – шипит он. – Заходи.

Охранник даже не тянется к ней, но по шее Рамоны бегут мурашки. Она делает два шага вперед и поворачивает ручку. В этот момент незваные гости обычно умирают. Приглашенные тоже умирают – если внутренний отдел выдал приказ на ликвидацию. Рамона не умирает – на этот раз. Щелкает замок, и она входит в прохладу кондиционеров просторного вестибюля, стараясь подавить судорожный вздох, когда привратник остается позади.

Вестибюль обставлен дешевой мебелью: стулья, диван и стол, за которым сидит секретарша. Она поднимает глаза на Рамону и глупо моргает.

– Мисс Рандом, вам во вторую дверь слева, потом прямо, потом первый поворот направо в конце коридора. Агент Макмюррей ждет вас.

Рамона натянуто улыбается:

– Конечно. Можно мне по дороге зайти в туалет?

Секретарша демонстративно сверяется с таблицей.

– Да, на ваше имя есть разрешение на использование туалета, – объявляет она через несколько секунд.

– Хорошо, – кивает Рамона. – До встречи.

Она входит во вторую дверь слева и довольно долго идет по непримечательному коридору с бежевыми стенами. Затем сворачивает на полпути в туалет. Там Рамона наклоняется над раковиной и плещет водой на шею и в лицо. Она замечает, что во всем здании нет окон – только вентиляционные шахты под потолком.

Она выходит и шагает дальше по коридору, в конце которого обнаруживаются три одинаковые двери. Рамона останавливается перед правой и стучит.

– Войдите, – доносится из-за двери сиплый мужской голос.

Рамона оказывается в просторной комнате с дощатым полом и множеством стеклянных шкафчиков. Дверь на другом ее конце открыта, лестница за ней ведет в еще один коридор, по сторонам которого расположены другие выставочные залы. Она шла так долго, что по всем статьям должна стоять в пыли снаружи, футах в пятидесяти от задней стены Ранчо, но здесь пространство работает иначе. Ее ждет куратор – высокий, полнеющий короткостриженый мужчина в тонких очках и клетчатой рубашке. Он чуть снисходительно улыбается: