Дженнифер Морг

– Вот так-так. Неужели это агент Рандом? – Он протягивает ладонь. – Как доехали?

– Суховато, – бросает Рамона, неохотно отвечая на приветствие, и чуть щурится, разглядывая Макмюррея. Выглядит он человеком, но на Ранчо внешность бывает обманчива. – Рано или поздно мне понадобится бассейн. В остальном, – она пожимает плечами, – жалоб не имею.

– Бассейн, – задумчиво кивает Макмюррей. – Думаю, это можно устроить. – В его речи чувствуется легкий ирландский акцент, хотя Рамона вполне уверена, что он такой же американец, как и она сама. – Хотя бы это, раз уж мы тебя заставили приехать сюда. Да уж. – Он жестом указывает на лестницу. – Насколько хорошо ты поняла свои инструкции?

Рамона сглатывает. Это сложный момент. Макмюррей – ее куратор и контролер, поэтому у него есть определенная власть. Он сыграл ключевую роль в операции, после которой она оказалась на службе в Черной комнате; пока он жив – он сам или любой другой человек, который получит его знак силы, – он властен над ее жизнью и смертью, может принуждать и освобождать, отдавать приказы, которым она не сумеет не подчиниться. Есть вещи, о которых Рамоне не хочется говорить, но если Макмюррей заподозрит, что она что-то скрывает, последствия будут куда хуже, чем если она сразу во всем признается. Лучше дать ему что-то и надеяться, что этим она не вызовет больше подозрений, чем следует.

– Не до конца, – признается Рамона. – Я не понимаю, почему мы позволяем генеральному директору «TLA» творить черт-те что на Карибах. Я не понимаю, зачем привлекать бриттов и что вообще затеяла «TLA». Я все прочла, – говорит она, похлопывая по сумке на плече, – но все равно не понимаю. Что вообще должно произойти?

На этом этапе Макмюррей может – если он что-то заподозрит – заставить ее открыть рот, хочет она того или нет, и выложить ему как на духу самые сокровенные секреты, самые личные надежды и страхи. От одной мысли об этом она чувствует себя крошечной и очень уязвимой. Но Макмюррей, кажется, не заметил ее смятения. Он задумчиво кивает.

– Не уверен, что хоть кто-то знает все, – печально замечает он.

Горькое оправдание? От куратора? «Да хватит же меня мучить», – просит про себя Рамона, чувствуя в животе холодный комок страха.

Но Макмюррей не поднимает левую руку в повелительном жесте и не произносит слов ужаса. Он только кивает с неискренним дружелюбием и снова указывает на лестницу.

– Полный бардак, – объясняет он. – Биллингтон очень много пожертвовал на предвыборную кампанию, и говорят, что нам не советуют раскачивать лодку. По крайней мере, пока в Белом доме эта администрация. Кое-кому придется очень несладко, если он на чем-то попадется – во всяком случае, на нашей территории. К тому же, предполагая, что кто-то может решить действовать в обход Контроля, он теперь не сходит на сушу. Все подвел под удаленное управление из экстерриториальных вод. Нам бы пришлось посылать береговую охрану или флот, а это слишком много шума.

– Слишком много шума и два бакса – это чашка кофе, – ядовито замечает Рамона, а потом пугается, что зашла слишком далеко, и добавляет: – И все же: зачем вы меня сюда вызвали? Это часть инструктажа?

Она слишком поздно понимает, что вот этого говорить не следовало. Макмюррей сверлит ее взглядом.

– А зачем еще, по-твоему, тебя могли вызвать на Ранчо? – обманчиво мягко спрашивает он. – Мне что-то нужно знать, агент Рандом?

Будто огромная рука сжимает ей ребра.

– Н-нет, сэр! – в ужасе выдыхает Рамона.

Даже если она просто разозлит Макмюррея, последствия могут быть чудовищными: власть Черной комнаты над подчиненными столь же беспредельна, сколь тяжела кара за ошибки. Комната получила тайное решение от Верховного суда, в котором указывается, что гражданские права распространяются только на людей, а сородичи Рамоны едва могут сойти за них с помощью чар. Провал может привести ее в такую юрисдикцию, где само понятие боли выступает как интереснейший предмет исследования. Но Макмюррей просто смотрит на нее некоторое время водянистыми голубыми глазами, затем едва заметно кивает и ослабляет заклятье. Невидимая рука разжимается, давление отступает, как эхо воображаемого инфаркта.

– Очень хорошо. – Макмюррей отворачивается и начинает спускаться по лестнице на другом конце комнаты. Рамона идет за ним, чтобы побыстрее уйти от тварей в стеклянных банках, выставленных здесь на полках. – Приятно видеть, что ты не утратила… чувства юмора, агент Рандом. К сожалению, нам не до смеха. – На нижней площадке он задерживается. – Ты здесь, кажется, уже бывала.

Рука Рамоны непроизвольно сжимает перила так, что белеют костяшки пальцев.

– Да, сэр.

– Тогда объяснять не придется. – Он жутковато улыбается и идет по коридору к одной из выставочных комнат. – На этот раз я тебя привел сюда, чтобы показать только один экспонат.