— Вас — к интеллигентам. Сейчас вы горячо боретесь за революционные дела, а как кончите институты да получите хорошие места, сразу остынете. А рабочий, он был и останется рабочим! С годами еще злее будет. Он никогда не прекратит революционной борьбы.
— Почему думаешь, что мы, интеллигенты, прекратим борьбу?
— Потому что станете лучше жить.
— Да ведь не одни же студенты в партии «Земля и воля», а демонстрацию устроила именно она, эта вновь созданная революционная партия! Видел на знамени надпись «Земля и воля»?
— Да, видел. А ты видел, кто это знамя поднял? Яшка Потапов — молодой рабочий! Да и на демонстрацию пошли в основном рабочие.
— Но ведь вместе дрались с полицией.
— Верно! Вот если бы вы, интеллигенты, меньше спорили друг с другом, а укрепляли бы дружбу с рабочими — революционное движение уже охватило бы всю Россию.
— А крестьянство как же? Крестьянство, по-твоему, должно оставаться в стороне?
— Я не против крестьянства, Артем. Я сам из крестьян. Братья мои и сейчас в деревне. Но скажу тебе прямо — мужик пока темен для революции. Темен! Не поймет нас мужик. Рабочий — другое дело. Рабочий становится большой силой. Чай, сам видел сегодня?
— А по-моему, только интеллигенция способна поднять знамя борьбы. Только она способна поднять и возглавить движение.
— Возможно, — помедлив, ответил Степан. — Но без нас, без рабочих, вы ничего не сделаете.
3
Слухи о демонстрации у Казанского собора в Петербурге прокатились по России. Рабочие промышленных городов радовались, что петербуржцы не побоялись выйти на улицы столицы с красным знаменем. О демонстрации много спорили на рабочих кружках. Не раз приходилось говорить о ней перед рабочими и Степану. Его возмущали лживые сообщения газет, в которых говорилось, что в демонстрации участвовала учащаяся молодежь, под которой подразумевались гимназисты.
«Нет, господа-правители, нет! Вам не удастся обмануть народ. Правды не скроешь! Все видели, какое столкновение было с полицией. Разве могли выстоять гимназисты? И красный флаг поднял рабочий — его не выдашь за гимназиста. И на знамени была надпись: «Земля и воля». Это не шутка и не игра, а грозное предупреждение.
Дело даже не в том, что демонстранты не испугались полиции. Рабочие и интеллигенты вышли на улицы столицы организованно, с красным флагом. Этого еще не бывало в России.
Оратор Плеханов вспомнил многих борцов за народное дело. И декабристов, и петрашевцев, и каракозовцев, и Разина, и Пугачева. Это была политическая демонстрация. Поэтому так и перепугались правители. Они увидели, что революционное движение из стихийных стачек с требованиями увеличить заработную плату, из «хождений в народ» превращается в небывало грозную силу. Вот о чем надо рассказывать рабочим! Казанская демонстрация учит сплоченности.!.» И чем больше Степан думал о демонстрации, тем сильней укреплялся в мысли, что настанет время, когда рабочим надо будет объединяться в свою, рабочую организацию. «Но как это сделать? — спрашивал себя Степан. — Как объединить десятки рабочих революционных кружков, разбросанных по разным заводам Петербурга? Может быть, для начала попробовать создать центральный рабочий кружок, который бы явился ядром будущей организаций? Об этом стоит, очень стоит подумать…»
Весной 1877 года, когда сошел снег и на бульварах появилась первая зелень, Степан получил отпуск и пришел домой раньше обычного. Помывшись, он заглянул в столовую. Там сидел лохматый, бородатый человек, с бледным исхудавшим лицом, и жадно ел. Услышав, как щелкнула дверь, он приподнял большие голубые глаза и сосредоточенно посмотрел на Степана.
— Игорь? Игорь Пухов? Ты ли это?
— Я, Степан!
— Выпустили! Наконец-то! — Степан бросился к столу, по-братски обнял друга. — Долго тебя держали. Долго! Яшку Потапова поймали со знаменем, а отделался испугом — послали на покаяние в монастырь.