— Кажется, батюшка! — вскрикнула сидевшая у окна старшая дочь Мария.
— Пашка, скорей открывай ворота! — приказала мать.
Пашка, схватив шапку и шубейку, бросился во двор.
— Господи, помилуй! — перекрестилась старуха. Дверь распахнулась широко, и отец, грузно ступая, вошел в избу, бросил на лавку тулуп.
— Ну, мать, молись богу да зови этого буяна. Кажется, пронесло.
— Слава те, господи, — закрестилась старуха, — услышал мою молитву Николай-угодник.
— Ой, батюшка, Николай Никифорович, прямо ноги у меня подкашиваются! — запричитала мать. — Неужто правда?
— Уломал, умаслил антихриста. Зовите Степку.
— Он, должно, у кого-нибудь из дружков прячется.
— На повети спасается, — усмехнулся отец. — Пашка, покличь его, скажи — бить не буду.
Пашка оделся, неторопливо вышел.
— Девки, чего же вы сидите? — спохватилась хозяйка. — Быстрей собирайте на стол; чай, батюшка с дороги.
Девки засуетились, довольные, что дело оборачивалось счастливо.
Дверь скрипнула, вошел Пашка, а за ним весь в сене Степан.
— Явился, Аника-воин? — сурово глянул на него отец.
— Я, батюшка, за дело его ударил. Ведь последнюю корову у Дарьи отбирал.
— За дело? Да ведь тебя в острог закатать могли, дурья башка.
— Я за правду стоял.
— Молчи! Мал еще рассуждать… Вздуть бы тебя, надо, как Сидорову козу, да уж ладно… за вдову, да за малых ребятишек вступился… Садись обедать, а потом собирай струмент, утром, затемно, Иван уверяет тебя в Вятку. Будешь работать в артели, у дяди Васи. И пока этот случай не забудется — глаз не моги казать. Даже на рождество не являйся. Иначе схватит тебя этот варнак — и поминай как звали… Мать! Дай-ка мне квасу скорей, ох, уморился я — сил нету…
4