Казнен неопознанным… Повесть о Степане Халтурине

22
18
20
22
24
26
28
30

— Кажется, батюшка! — вскрикнула сидевшая у окна старшая дочь Мария.

— Пашка, скорей открывай ворота! — приказала мать.

Пашка, схватив шапку и шубейку, бросился во двор.

— Господи, помилуй! — перекрестилась старуха. Дверь распахнулась широко, и отец, грузно ступая, вошел в избу, бросил на лавку тулуп.

— Ну, мать, молись богу да зови этого буяна. Кажется, пронесло.

— Слава те, господи, — закрестилась старуха, — услышал мою молитву Николай-угодник.

— Ой, батюшка, Николай Никифорович, прямо ноги у меня подкашиваются! — запричитала мать. — Неужто правда?

— Уломал, умаслил антихриста. Зовите Степку.

— Он, должно, у кого-нибудь из дружков прячется.

— На повети спасается, — усмехнулся отец. — Пашка, покличь его, скажи — бить не буду.

Пашка оделся, неторопливо вышел.

— Девки, чего же вы сидите? — спохватилась хозяйка. — Быстрей собирайте на стол; чай, батюшка с дороги.

Девки засуетились, довольные, что дело оборачивалось счастливо.

Дверь скрипнула, вошел Пашка, а за ним весь в сене Степан.

— Явился, Аника-воин? — сурово глянул на него отец.

— Я, батюшка, за дело его ударил. Ведь последнюю корову у Дарьи отбирал.

— За дело? Да ведь тебя в острог закатать могли, дурья башка.

— Я за правду стоял.

— Молчи! Мал еще рассуждать… Вздуть бы тебя, надо, как Сидорову козу, да уж ладно… за вдову, да за малых ребятишек вступился… Садись обедать, а потом собирай струмент, утром, затемно, Иван уверяет тебя в Вятку. Будешь работать в артели, у дяди Васи. И пока этот случай не забудется — глаз не моги казать. Даже на рождество не являйся. Иначе схватит тебя этот варнак — и поминай как звали… Мать! Дай-ка мне квасу скорей, ох, уморился я — сил нету…

4