Зима не сулила ничего хорошего. Зима тревожила и пугала. Дома Степана встретили сдержанно. Отец, пересчитав заработанные Степаном деньги, глухо кашлянул в бороду:
— Ладно. На харчи тебе хватит. Хоть и голодно ныне будет — работать не пошлю. Сиди дома, готовься…
Степан, передохнув с дороги, засел за учебники.
После покрова выпал глубокий снег, и сразу же лег санный путь. Отец со старшими сыновьями немедля подался в извоз, оставив за хозяина Степана.
Троекратно поцеловав сына, строго наказал:
— Гляди, Степа, — один с бабами да ребятишками остаешься. На тебе и дом, и скотина, и все хозяйство. Не забудь дров напасти и в свободное время про ружье не забывай. Как ни то — подспорье…
Степан, добыв еще в Вятке все нужные книги, занимался усердно, но у него хватало времени и на заботы по дому, и даже на охоту. Тетерев, заяц, куропатка — все годилось в дому в эту трудную зиму…
Как-то в субботу, возвращаясь с охоты, Степан вышел из леса к незнакомой деревне.
«Что за чертовщина? Видать, заблудился я. Надо пойти спросить, куда занесло на ночь глядя».
Степан свистнул шнырявшего по опушке Тобку и на широких лыжах спустился с пригорка к гумнам. От деревни послышался надсадный крик:
— Ой, ой, проклятые! Ой, остановитесь!
«Кого-то бьют, а может, и убивают». Степан снял ружье и быстро пошел в обход огородов. Тобка бросился за ним.
Крик снова повторился. Степан вскинул ружье и выстрелил в воздух. Тобка заметался, залаял.
От деревни долетели какие-то голоса, крик утих.
«Должно, испугались», — подумал Степан и, успокоившись, пошел медленней.
Когда Степан вошел в деревню — было тихо, лишь на другом конце ее лаяли собаки. Он постучался в крайнюю избу, до самых окошек заметенную снегом.
— Чего надо? — послышался сердитый женский голос.
— Пусти обогреться, хозяюшка. Охотник я.
— Заходи. Ворота не заперты.
Степан снял лыжи, обмел у крыльца валенки и вместе с Тобкой вошел в избу. Как принято, у порога снял шапку, перекрестился и, взглянув на простоволосую, в заплатанном сарафане, сердитую бабу, приветливо сказал: