— Спасибо, милый человек, — обрадованно сказала хозяйка, — а сам-то как же?
— Не маленький, не умру…
Отрезав каждому по ломтю, мать посолила хлеб, положила на ломоть по яйцу и передала ребятам. Те жадно зачавкали.
— Кто-то кричал у вас на деревне. Драка, что ли, была? — спросил Степан.
— Волостные наехали… Долги спрашивают.
— Нашего тятьку ударили, — послышался тоненький голосок с полатей.
— Цыц, бесенята! — прикрикнула мать. Степан почувствовал себя неловко, кашлянул в кулак.
— Что делать-то будете дальше? Как жить?
— Не знаю… Вот ужо мужик воротится — поговорю. Побираться бы пошли, да ребятишки совсем отощали и обувки нету…
— А в те годы как жили?
— Немногим лучше, парень. Своего-то хлеба с трудом хватало до половины зимы. Только коровой и кормились…
— А другие-прочие как?
— Тоже немногим лучше. У нас деревни вокруг — одна беднее другой.
Степан покряхтел, как делают старики, и поднялся.
— Ну прощай, хозяюшка, мне надо торопиться. Спасибо за приют. — Он снял со спины четырех зайцев и положил на лавку. — Это вам, подкорми ребятишек.
— Ой, спасибо, милый человек. Может, ночевать останешься? Мужик должен вот-вот прийти.
— Спасибо. Недосуг. Прощайте! А в какую сторону к Журавлям?
— От нас налево, через лес. Дорога накатанная.
— Пошли, Тобка! — Степан, подняв руку, погладил кудлатого малыша и вышел из избы.
За воротами надел лыжи и вышел на дорогу. Справа, вдоль деревни двое мужиков вели корчившегося от боли человека, который сквозь зубы чертыхался, ругал волостных и старосту.