— А сколько платить будете?
Мужик еще раз — окинул наметанным и хитрым глазом рослого, широкоплечего Степана, с большими сильными руками, усмехнулся в бороду:
— Сколько заработаешь! Буду платить по копейке с рыла. Сотню человек перевезешь — вот и целковый!
— Да, может, тут за целые сутки сотни-то и не наберется?
— А это уж как бог пошлет… Другой раз и до пятисот перевозим…
— Надо подумать…
— А ты ел сегодня али нет?
— Нет еще…
— На двугривенный, сходи в харчевню.
— Не надо, у меня есть свои.
— Ишь, какой гордый! — тряхнул мужик кудрявой головой. — Иди на свои поешь, да подумай хорошенько. Такой работой брезговать нельзя. Здесь— живые деньги… Как звать-то тебя?
— Степаном… А вас?
— Тимофеичем кличут.
— Вы тут хозяин или…
— Раз нанимаю, стало быть, хозяин, — крякнул мужик. — Пришел сюда десять лет назад босиком, а теперь, ишь, — перевоз держу. Дело доходное… Ступай поешь — вон харчевня на берегу, — и сразу за весла! Видишь — сколько народу-то на том берегу!
— Ладно, Тимофеич, — поразмыслив, сказал Степан, — перекушу и приду. Только, если сыщется другая работа, ты меня не держи.
— Это само собой! Али я не понимаю..
2
Теплая погода продержалась недели полторы, а потом, начались дожди, подул с моря холодный ветер. Степану пришлось купить на толкучке поношенный полушубок и шапку. Но и в этом одеянии на воде холод пронизывал до костей. «Пассажиров», как хозяин называл переправлявшихся с берега на берег, становилось все меньше, и перевозить было трудней. В тихую погоду приходилось бороться лишь с сильным течением, а теперь еще надо было преодолевать крутую волну.
Степан за день так отмахивал руки, что ночью они гудели и ныли — не мог уснуть. А заработки становились все меньше и меньше. Перевозчики начали роптать, подумывать о новой работе. Хозяин по вечерам приходил в сторожку, ставил на стол бутылку очищенной.