Ан вскинул спутника на плечо и в несколько прыжков дотащил до памятника. Опустил на мостовую, подсек под колени и уронил носом в пыль, придержав голову, чтобы не стукнулась об основание постамента. Пальцы вервра сразу нашли удобное положение, тело напряглось — и хруст прокатился по площади! Памятник качнулся на приподнятом постаменте.
— Давай, — сквозь зубы поторопил вервр.
Вопреки его опасениям, книжный червь Эмин не подвёл. Похолодел, покрылся потом — но бестрепетно сунул руку в щель и шарил там, пока не охнул, удивляясь стрекочущему уколу, пронизавшему пальцы. Эмин выдернул руку, постарался рассмотреть ладонь — но его уже волокли прочь от грохочущего, качающегося памятника.
Вервр мчался огромными прыжками, рыча и скалясь. Он знал, что сегодня породил невероятную и весьма долговечную легенду. Неизбежно люди скажут: бронзовый князь ночами гуляет по Корфу. Или выдумают историю и того веселее: покойник с клинком наперевес разыскивает своего убийцу, чтобы преследовать его и после смерти!
Лишь оказавшись в безлюдном перелеске пригорода, вервр позволил себе остановиться. Усадил спутника посреди густых колючих зарослей ежевики, делающих место окончательно недоступным для случайных свидетелей. Сам Ан сел рядом, приглашающе улыбнулся — мол, задавай вопросы, можно. И сразу хмыкнул, ведь в ночи его мимика не видна зрячему — Эмин всего лишь человек…
— Вы не человек, я так и знал, — в голосе Эмина не было страха, только чистый азарт собирателя знаний, достигшего богатой их «золотой жилы». — Вы подняли памятник, подняли и держали… Невероятно! Знаете, когда вы выли тогда, ночью в пустыне, я почти поверил, что слышу голос багряного беса. Я много думал, и меня вдохновляли мои мысли. Всё в мире течёт и меняется. Совершено всё, и порой — к лучшему. Вопреки страхам и могуществу тьмы, свет истины…
— До седых волос тебе, болтуну, не дожить, — вервр сокрушённо покачал головой. — Вся надежда на Бару. Попрошу его в крайнем случае отрезать тебе язык. Нет, прикажу.
— Простите. У меня очень много вопросов, вы правы. Но я смиренно…
— Ты? — взвился вервр, разворачиваясь всем телом и скалясь. — Смиренно?
— Молчу.
Эмин поклонился и вытянул вперёд раскрытую ладонь, еще на площади сильно исцарапанную об острые края камней. Вервр цепко ощупал кожу, забавляясь тому, как Эмин ждет, прикусив язык и сопя от усердия в соблюдении тишины.
— Вот оно, — улыбнулся вервр. Поднял невидимую глазу людскому пылинку и бережно устроил её на заранее приготовленной бумаге, сложил лист вдвое и еще раз вдвое. — Зашей наглухо в свою тощую ночную подушку. И никогда не проверяй, что внутри, пока оно само не вырастет настолько, чтобы стать заметным… Гм, к тому времени ты поймёшь, для чего.
— Но…
— Это даст тебе головную боль, мысли о странном и редкие, но яркие прозрения, — пообещал вервр. — Это вытянет из тебя много сил и радости. Знания есть скорбь, так сказал Тосэн. Идём. Отсюда не очень далеко до особняка белой нобы Номару Има хэш Дейн хэш Токт, она охотно примет под свой кров почтительного управляющего, не способного управлять. Ты не переживай, так и так имущества у неё нет.
— Если вы когда-то были им, — задумался Эмин, позволяя вынести себя из зарослей и не замечая шипастых побегов, — это воистину чудо. Вы… вы способны вызвать ужас, но вы заслуживаете и уважения. Люди так устроены, им удобнее помнить страх, мой учитель во дворце мудрых говорил: пиши летописи с преувеличением. Он был тусклым по дару, но… опытным. Он знал, что преувеличивать надо тьму. Люди жаждут именно мрака, прячущего их слабости. Простите, я опять не молчу. Как вы видите мир без глаз? Он цветной?
— Слишком сложный вопрос, — вервр нехотя принял тему. — Цвет в здешнем понимании крайне примитивен. Он — краска. Для меня же цвет куда сложнее и полнее. Нет, я не стану излагать основы оптики, только не это! Что сказать? Я не вижу мир в цвете, как видел бы глазами. Но я чую его, будто ощупываю множеством… тончайших ворсинок. Примерно так. Иногда это позволяет точно угадать цвет в людском его понимании.
— Вам трудно быть слепым?
— Теперь уже нет, пожалуй, — задумался вервр. — Мне интересно. Я иначе наблюдаю людей. Эта новизна восприятия делает меня внимательнее к тому, что прежде я пропускал, додумывал из опыта, порой ложного.
Эмин шагал рядом, иногда спотыкался, хватал вервра за локоть, сразу извинялся и отпускал руку. Он был куда более слеп в ночи, чем слепец, и он к тому же не следил за дорогой, копаясь в тощем походном мешке. Добыл, наконец, искомое, нащупав на дне. Крепко сжал в ладони и осторожно, несмело сунул вервру.
— Вот. Я еще на корабле понял, вы оставляете нас. Это из-за Аны, я знаю. Так, пожалуй, верно… Хотя у меня болит душа. Я привык к вам и к ней. Я был с вами под защитой и каждый день узнавал так много нового, как никогда прежде.
ebooksa