— Бара, Ана, — морщась и ругая себя, вервр окликнул обоих уже в спину. — И зачем я это говорю? Но раз начал… Всякий алый, если он воистину наследник рода, добудет своё наследие из зеркала вод. Тем более вы друг другу доверяете и знакомы почти два года, для ваших лет — это вечность. «Из зеркала вод», слышали? Так нелепо и красочно описано чудо атлов в одной старой книге вашего мира. На самом деле это значит… — вервр поморщился. — Не стоило говорить. Из любого знания людишки соорудят суеверие.
— Пап, мы никому, ни-ни, — пообещала Ана, дёргая спутника за локоть и строя жуткие рожи, чтобы тоже не молчал.
— Слово алого, учитель, — тихо и твёрдо пообещал Бара.
— Чтобы задать вопрос, нужна стоячая вода, лучше озеро, лучше пресное, — кривясь и ругая себя, вервр клещами тащил из памяти очень опасные знания. — Атл-проводник… то есть ты, Ана, должен искать взглядом отражение души алого. Алый должен очистить душу и смиренно ждать на берегу решения мира по своему вопросу, перед тем задав вопрос. Не обязательно вслух.
— Не поняли, — за двоих пожаловалась Ана.
— Дети… все им разжуй. Пусть Бара встанет у воды и спросит у себя и деда, кто достоин унаследовать хранимое родом, — шипя и скалясь, прямо велел вервр.
Затем Ан сразу отвернулся, вцепился в шею Эмина и поволок его прочь, хотя бедолага отбивался и хрипел, прихваченный слишком плотно. Еще бы! Дай ему слабину, помчится наблюдать за «чудом» и все подробности увиденного впишет в очередную книгу, хоть бери с него клятвы молчания, хоть не бери. Таков подлинный дар синих: лезть в непосильное, чтобы добыть семена истины и посеять их в души людские — смешными черными закорючками раскидав по бумажному листу… Никудышные бойцы, бездарные интриганы, а зачастую вдобавок тощие бессребреники-идеалисты, синие как ветвь дара просто обязаны были вымереть первыми. Так думала сама королева. Но они всё ещё рождаются в четвертом царстве, взрослеют и входят в силу. И они — вот чудо из чудес — порой меняют мир куда успешнее, и оставляют след куда глубже, чем наделённые боевым вдохновением алые или властители из золотой ветви.
— Ты ведь не записываешь того, что недостоверно? — опасно ласково прошелестел вервр.
— Стараюсь, — кое-как отдышавшись, признал Эмин. — Но…
— Я дам тебе дело, которое потребует все твои силы и, может быть, заберёт жизнь, — серьёзно и очень тихо прошелестел вервр. — Главное дело для дара синей ветви. Это дело было жизненным и самым важным для Монза, то есть Тэмона Зана из рода Ан. Ты — его кровный наследник. Я — его должник…
Вервр шагал всё быстрее, срываясь в бег. Он принюхивался, фыркал и тащил спутника, поддев под локоть, а иногда — взвалив на плечо, чтобы разминуться с городской стражей или подвыпившими моряками. Сегодня Ан желал остаться тенью, невидимкой для любых взглядов. Ночь в помощь, — скалился в подобии улыбки вервр. Ночь, туман и тонкий, умирающий месяц.
Вот и главная площадь.
Город за два века перестроили весь, дома и не узнать, хотя память вервра хороша, а для эха любая ночь не темна… Когда рушились старые стены и перекрытия, было вскрыто немало тайн, «надежно» припрятанных наивными короткоживущими… Но памятник первому князю стоит на прежнем месте, его тайна цела.
Вервр остановился в тени ближнего к площади дома, толкнул Эмина к стене и отмахнулся от недоуменных вопросов. Ан впервые наблюдал памятник строптивому князю без раздражения и смутной боли. Рэкст был убийца князя, и Рэкст полагал себя правым… он часто повторял это, а еще приглядывал за городом и потому часто бывал в Корфе… Даже слишком часто для правого.
Очень старый памятник по меркам людей. Тусклая бронза литья, пыльный мрамор постамента, людям и не видно толком, что он — зелёный.
Багряный бес дозволил создать памятник и присутствовал на церемонии его открытия. Сам подошёл и поклонился, погладил постамент и табличку с именем. Усмехался сыто, хищно… Все в новорождённом городе знали, кто был причиной смерти почитаемого князя. Все знали — и никто не осмелился отказать убийце от ответном поклоне… А еще никто на него не глядел, испуганно созерцая пыль у своих сапог.
Вот и вышло: в тот давний день на людной площади никто не видел, как Рэкст уронил кое-что в незаделанную щель у кромки постамента. Сам же вызвал каменщиков и долго, со вкусом их отчитывал, наблюдая страх, вдыхая его и забавляясь. Щель заделали очень надежно. Рэкст был однозначно прав хотя бы в этом: прятать ценное надо на самом видном месте.
— Моё прошлое никогда не перестанет давить на меня, — выдохнул слепой вервр.
Он облокотился на фасад помпезного, в четыре уровня, особняка. Рядом молчал Эмин. Не мешал, в кои-то веки, вдыхать тишину, пока она не сделается совершенной. Вот стража удалилась, бессонные слуги прикрыли створки окна, пряча свет лампады. Нищий — он же и соглядатай — у ограды особняка градоправителя всхрапнул, зевнул… и заснул по-настоящему.
— Сунешь руку в щель, пошаришь, и оно само прилипнет, если ты не бездарь, — шепнул вервр в ухо Эмину. — Пора.