Карты четырех царств.

22
18
20
22
24
26
28
30

— Когда руку алого направляет правда, он непобедим, — вервр вдохнул запах смятения и ощутил боль алого, который дал клятву и служит ей, сжигая себя. — Приказ расходится с тем, что вам говорит честь. Значит, клинок души будет сломан. Как щедр князь! Готов оголить свою спину, лишь бы срезать кожу с моей. Клянусь Шэдом, я и так не намерен задерживаться в особняке, городе и стране. Более того, я бессилен спасти берег от натиска болезней, даже если о том попросит моя… дочь. В моем даре нет и капли белизны, увы. Так что я намерен увести малышку Ану отсюда как можно скорее и дальше. Ребёнку вредно обонять запахи сжигаемых трупов.

— Отпусти его, — князь помолчал и добавил: — Кто бы ты ни был, слепой ублюдок, сейчас ты встал на пути багряного беса, глупо надеясь, что свежих слухов о нем нет. Ты встал, ты — а не мы… вот и ладно.

Вервр молча кивнул. Не оборачиваясь, удалился, кривясь от ничтожной логики людской. Этому князю, — думал он, брезгливо протирая руки о край рубахи, — могут поставить памятник, но поза будет иной, и слава тоже. Прадеду ведь тоже поставили, даже после эпидемии и голодного мора. По сию пору бронзовый истукан торчит в скалах, в стороне от нынешнего города. Врос по пояс в землю, потемнел… И зовётся проклятым, и горожане ходят мимо, старясь не задеть даже взглядом, и тропа огибает его далеко, опасливо.

Покинув особняк, вервр бегом спустился к морю, миновал порт, принюхиваясь и сердито ворча. Он медленно, трудно выбирал дорогу по слабому запаху человека, которого граф Рэкст встречал трижды: юношей восемнадцати лет, яростным бойцом в полной силе и пожилым усталым одиночкой, отказавшимся от боя. Вервр шел и знал: старик помнит его и даже — дар алых позволяет это — уже учуял внимание к себе. Наверняка ждет. Такие не бегут от боя.

Не ошибся.

На прибрежном песке свою смерть ждал алый, такой старый, что он не смог распрямить спину даже для последнего боя с худшим врагом. Редкие волосы ноба трепал ветер с моря, забрасывал из-за плеч в лицо, вынуждая подслеповатые глаза досадливо щуриться. Некогда сильные ноги едва держали, и ноб использовал третью опору — палку из лёгкого заморского бамбука, почти такую же старую, как сам боец.

— Ты поздно явился, — хрипло выдохнул старик, наконец выбрав стойку, удобную для больной левой ноги. — Не получится интересного боя, бес. А ведь ты поклялся убить меня лично. Смешно… багряный ублюдок на поверку честнее, чем нобы-люди. Ты всё же пришёл.

— А ты дождался и почуял меня… враг.

Вервр приближался к нобу, чьё имя память раба Рэкста берегла, укутав в странную смесь уважения и неприязни. Так один сильный хищник воспринимает другого, которого самое то уничтожить, и обязательно лично, в интересной схватке. Старик обладал ярким даром, Рэкст чуял… Но рабу королевы всякий раз не удавалось выбрать время. То ли донимали дела, то ли он усердно копил их, чтобы не оказаться на берегу и не затоптать еще одну живую душу.

Сейчас свободный вервр крался, жадно вдыхал запах человека, не способного потакать своим страхам. Ан подошёл на расстояние вытянутой руки, качнулся ещё ближе — и короткая палка в правой руке старика вмялась в ямку меж его ключиц. Вторая палка, опора для больной ноги ноба, атаковала вервра снизу-сбоку… А старик уже падал и перекатывался, болезненно охнув.

Палка, как он и желал, была отбита вервром, сломалась в движении, — и распорола руку Ана до самого плеча острыми кромками изломов…

Ладонь вервра сложилась клинком, коснулась щели меж рёбер старика, намечая удар, разрубающий сердце — и встала плоско, отталкивая тело в полосу прибоя.

— Чистая победа, — промурлыкал вервр.

Ан шагнул, скрутился в сидячее положение рядом со стариком, чтобы поддеть его под спину и устроить на песке удобнее, с опорой на кучу полусухих водорослей.

— Ты стар мне во враги, но всё же по дурному закону чести я… прав. Я выиграл бой и теперь мне принадлежит остаток неотнятой жизни, — прошелестел вервр, слизывая с губ солёный морской налёт, подарок ветра.

Старик рассмеялся кашляющими, хриплыми толчками, слабой рукой указал на свою лачугу, на драные сети и лодку с давно проломленным дном: ценность жизни такова, что и нищие не польстятся.

— Геза Ош Куботх. Ты сразился с ним, когда князь и эмир повздорили, и вас вынудили кровью проверить правду. Правда этого берега сияла ярче, ты сломал Ошу руку. Он подарил тебе эти палки. Два алых придурка…

— Ош умер, так я слышал однажды в порту, — старик понемногу отдышался, оттолкнул поддерживающую его руку. — У тебя странный голос и странные намерения, бес. Когда ты шёл к берегу, я чуял врага и было радостью, что смогу наконец-то умереть в бою. Пусть и от твоей руки, Рэкст.

— Теперь моё имя Зан, или Ан, — усмехнулся вервр. — Да: я знаю, что твой умный сын выбрал золото, а не сталь, когда я ещё был Рэкстом.

— В тот день ты и победил, зачем добивал сегодня? — поморщился старик. — Да, он выбрал. Мы не общаемся десять лет. Но и так я чую, его дар теряет яркость, он превращается в породистого пса при князе. Того и гляди, научится тапки по команде таскать в зубах.