Ул мелко дрожал, ощущая ужас людей и сознавая: всё это было давно. Нельзя вмешаться, остановить. Всё — необратимо. Грохот, рывки. Ворочаются сами стены! Они скрипят, скалятся проломами и разрывами, показывая железные штыри каркаса, которые рвутся, как травинки…
Свет мигает: медленно разгорается и блекнет. На полу, недавно таком гладком и глянцевом, валяется осколок экрана — и упрямо показывает то лес с черным ростком, то облака, то рвущееся, бушующее пламя. Голоса хрипло твердят донесения.
— Десять баллов! Мы больше не можем фиксировать данные в реальном времени. Разлом расширяется. Профессор Ог последний раз в сеансе связи сообщил: он оценивает динамику как необратимую, это супервулкан. Позитивных прогнозов нет. Мы не можем…
И — тишина. По осколкам скрипят шаги. Свет разгорается, беспорядок сам собой сокращается — некто всемогущий восстанавливает благопристойный вид зала. В некоторых креслах люди замерли без сознания, в потёках крови. Иные целы и шало моргают, пытаясь осмотреться и осознать происходящее.
От разбитого экрана к покосившемуся, сломанному столу, грациозно движется женщина в безупречном платье, льющемся, как вода.
— Вы совершенно безумны, — знакомым голосом сообщает Осэа, носящая золотую маску. — Уничтожили важнейшие экосистемы, которые он берег, отдавая себя. Он фильтровал яды и возобновлял природные цепочки, которые вы рвали, исчерпывая мир. Но вы превысили доступное ему силовое резервирование и перевели организм опытного альва в режим выживания… Знаете, какого рода растения способны противостоять безгранично ужасным условиям? Увы, теперь узнаете. Мы, иерархия, три сотни ваших лет назад перевели данный мир в категорию неперспективных с негативным прогнозом выживания Си-минус. Лишь Алель помогал вам, без нашего согласия. Он — одиночка. Сейчас он без сознания. Надолго. Будет самое меньшее три разлома. Я не намерена их сращивать, но локализую раскрытие, таково моё одолжение Алелю. Кто-то из вас выживет… хотя — зачем? Конец сообщения.
Тьма медленно, штрих за штрихом, зачернила прошлое… Из тьмы на берег озера тайн вышел Алель и слепо побрёл к хранительнице. Он был без кожи и всё еще исключительно мало походил на человека. Короткие волосы — как мелкие, тряпично-мягкие корневища травы… Алель склонился, уткнулся лбом в приозёрный песок.
— Я не должен жить, — шепнул он. — Леса умирают, мне больно… Убийцы лесов умирают, и мне не легче. Дайте испить забвение. Пусть другие выращивают решения… я срублен, мои корни мертвы. Я хочу быть обтёсанным и пущенным в дело… хотя бы так. Хотя бы… Иссушите мою память, хранительница.
Видение дрейфовало в дегтярной воде глубже, глубже… Ул разгибался, ощущение камня на шее уходило. Реальность восстанавливалась.
Яркий полдень. Долина ответов. Осэа, похожая на статую, с золотым лицом-маской и бездонными пропастями глаз.
— Есть смысл отдавать мне память, пока она не стала прахом… или камнем на шее, — отчеканил дневной голос Осэа. — Поделись. Мы безуспешно разыскиваем того, кто известен тебе, как Рэкст. Он много страшнее Алеля. Он в своей защитной форме разрушит в прах любой мир. Он сейчас угрожает твоему родному миру, наследник. Всё четвёртое царство во власти беса, который, если он жив, сорвался с поводка и неуправляем.
В ушах звенело. Тошнота то прокалывала тело спазмом, то пропадала, чтобы скоро снова заставить стонать и корчиться. Ул закрывал глаза, и тогда видел труху леса и чёрный росток отчаяния. Ул открывал глаза — и смотрел в холодную тьму озера… и не было надежды.
— Я желал нарисовать вас, — выдавил он. — Теперь хочу ещё больше.
— Рэкст жив?
— Лес бы справился, не утопи вы его, как дубовую колоду, — Ул растёр затылок и проморгался. — Как же тошно… А, пройдёт. Знаете, в чем тайна дуба? Он не гниёт. Он в воде делается морёным. Я сам построил дом на сваях из морёного дуба. Прочный дом.
— Рэкст жив? — в голосе Осэа проявилось эхо раздражения.
— Лес жив. То есть Алель. Он помнит, хотя боится сам себе признаться. Он справится. — Ул сморгнул слезинку, посмотрел на хранительницу снизу, из сидячего положения, просительно. — Отдайте мне полное имя Рэкста, а я отдам в ответ всё, что помню о нем.
— Ночь!
Рука хранительницы скользнула над её лицом, вмиг убрав золотую маску. Пыль ещё вилась облаком сумасшедшего сияющего лета, а над долиной уже щурился тонкий месяц, и единственной слёзной дорожкой истекал из него луч. Ул глядел, заворожённый, на белое лицо Осэа с двумя озёрами тайн, столь уместных в ночи, столь совершенно очерченных…
Ул смотрел — и оставался собою, и не растворялся во тьме лишь потому, что ощутил на плече таяние одинокой снежинки и боль… Чью?
ebooksa