— Холодно. Мурашки, — шепнул Ул и оглянулся. — Простите, хранительница тайн, ничего не могу с собой поделать.
Ул поклонился, прыжком вскочил и помчался вдоль берега, шлёпая по мелкой воде и разбрызгивая её, и вспенивая — вместе со вселенскими тайнами, бесовскими кошмарами и болью, непереносимой для истерзанных душ… Синие соцветия венчали гладкие стебли, которые не желали ломаться. Их приходилось кусать, рвать ногтями, перетирать… Ул упрямо разрушал продуманное до песчинки совершенство долины, ощущал себя сумасшедшим и, вот странно, — пока что безнаказанным.
С ворохом синих цветов Ул побрёл напрямик по воде, к ночной Осэа, белой, невесомой. Опять она в полупрозрачном наряде, позволяющем угадывать, но не видеть.
— Зачем выращивать цветы, если их никто не дарит, — Ул ощущал в голове жар и шум. Даже говорить приходилось громче, чтоб слышать себя же. — Вот, вам. Сколько можно душу рвать чужими тайнами! Она у вас на последней нитке держится! Простите. Вам надо бежать отсюда без оглядки. Вы ж не каменная, чтобы всё в себе и всё…
— Рисуй там, прямо теперь, — белая рука вспорхнула, указала на скалу. Осэа запрокинула голову, заглядывая в глаз луны. Пух волос хранительницы серебрился, ткань платья переливалась, очень тонкая… слишком. Ветер дул в спину Осэа, нёс запах мяты и росы.
Ул сгорбился… Сделалось поздно объяснять, что пока он умеет рисовать лишь узоры заглавных букв, этому научил еще Монз — давно, наверное, в прошлой жизни. Ул вслепую погладил скалу, чуть тёплую. Достал дарёный Мастером О грифель, затаил дыхание — и в одно движение очертил контур. Рука дрогнула и нанесла ещё несколько штрихов. Ул отступил, робко взглянул на свою работу: Осэа в профиль, в дневном парадном плаще, а затылок её — тоже лицо, ночное. И волосы летят, и платье… Ул удивился: загадка неуловимого взгляда тоже вплелась в узор! Вон она, снежинкой вьётся над ресницами ночного лика Осэа.
— Говорили, не умеешь рисовать, а Лес просто устал, сдался при малейшем дуновении жалости, — Осэа нагнулась, выбрала из вороха подаренных цветков один. Примерилась, заправила за ухо. Лицо стало живым, задумчивым и усталым. — Как ты победил Шэда, ребёнок?
— Я не воевал. Он хотел поговорить, он мудрый. С ним легко, — выдавил Ул и отвернулся к озеру. Тотчас локтя коснулись невесомые, прохладные пальцы. Острые ногти Осэа чуть царапнули кожу, требуя вернуть внимание хозяйке мира.
— Кого поцеловала Осэа, тот принадлежит Осэа, пока он не наскучит Осэа… Это не тайна и не закон, но это неизменно во веки вечные, — Хранительница грустно улыбнулась. — Сама королева не заберёт у меня право открывать одни тайны и ограждать другие, связанные с… особыми отношениями. Набросок неплох, но такого мне мало. Ты будешь рисовать Осэа… да. И всё, что до Осэа — лишь стёртое прошлое.
— Мастер О отдаёт знания только в обмен на…
— В моей ночи он пожелал меня… рисовать! — на щеках Осэа проступил румянец. Платье взвихрилось, когда хранительница крутнулась, разворачиваясь. — Если в тебе нет дара донести через рисунок душу, я сотру тебя в пыль. Я, Осэа, отныне и впредь единственная обладаю правом спрашивать у тебя о тайнах и казнить за их сокрытие… или не казнить.
Хранительница оказалась рядом мгновенно. Ул вздрогнул, понимая: она немного выше, приходится поднять голову, повинуясь тонким пальцам, поддевшим подбородок.
— Хочешь остаться? — почти касаясь губами губ, выдохнула Осэа.
Рывком оттолкнула! Ул рухнул, пребольно саданувшись о камни копчиком, сморгнул слезинки…
Вокруг проступал, расправлялся, как смятая резким движением штора, мир Мастера О. так же расправлялись складки непокоя в душе, внятнее проступал узор сожалений. Ведь самую малость, если быть честным, если вслушаться сквозь шум в ушах… Ул хотел остаться. И он испытывал огромное облегчение теперь, вдали от озера ночных тайн.
Правее и чуть в стороне Лес замер на четвереньках, носом уткнувшись в какой-то особо ценный болотный корешок. Лес был чумазый, в тине по уши, без рубахи. Тощий, жилистый, смешной… Как верить в видение из озера тайн, в тот кошмар про чёрный обугленный дух мести с горящими янтарём глазами?
Лес обернулся, расцвёл улыбкой — по-настоящему, даже кончики волос тронул перламутр пыльцы, и запах весеннего сада разнёсся над болотом.
— Отпустила? Запросто и быстро? Быть не может.
— Ты… Лес, ты давно передумал быть муравьём? — прямо спросил Ул.
— Давно.
ebooksa