— Шель? Скажи, кто ещё… — договаривать не хотелось.
— Отраву влили в воду, чтоб в обед… всех. Кто же ж знал, что Монз её всякий день пробует, воду-то? Только я знал, как поймал его на таком деле! Я ж уговорился, чтоб через день пробовать, — вздохнул бывший вор. — Вот же ж вилы! В его день.
— А те, у ворот?
— Наёмники. Не алый я, куда же мне ж? Моргнуть не успел, как твой поклал их! Малышню спас. Днём же ж при воротах трётся пацанье сопливое. День же ж! Эх, ёж…
Шельма стукнул себя кулаком по боку и побрёл через двор — тихо, жутко подвывая. Лия переставляла непослушные ноги или волокла их… не важно. Она висела на плече у Шельмы. У человека, который не был другом Сэну и должником или союзником ей. Всё же с ним посильно делать шаг за шагом, приближаясь к окончательному и однозначному ответу на вопрос, который безмерно страшен.
Крыльцо. Лия заставила себя осмотреться. Отметила, что этот вход ведёт в комнаты матушки Улы.
— Я сама, — выговорила Лия и оттолкнулась от надёжного плеча.
Прилипла к стене, норовя спрятать лицо.
«Я сама»? Семь лет назад она тщательно и очень спокойно выбирала мужа. В то лето в Тосэне еще до полудня ей неизменно доставляли хоть пару букетов и еще несколько красиво упакованных мелочей, сопровождаемых записками. Обычно там были стихи — знакомые красивые и бездарные свои. Мать забирала «улов», просматривала и принималась, вызвав управляющего, перебирать родословные юношей по памяти и с помощью книг. Мать проверяла, велик ли доход претендента и позволяет ли его положение в семье стать наследником и укрепить статус жены.
А потом появился Сэн. Нет, не любовь с первого взгляда! Иное: головокружительное ощущение свободы. С ним не было смысла притворяться. С ним нельзя было притворяться! Он слышал правду и говорил правду. Так нелепо, наивно. Так… невероятно. Второй после Ула человек в её жизни, способный дарить тепло: не обменивать, не отмерять, не обеспечивать — дарить без оглядки и расчёта. Она предала память друга детства, позволив себе согреться в этом тепле? Или не смогла убрать руку, однажды вложенную в ладонь Сэна… «Алые невыносимо скучны, особенно сильнейшие из них. Раз выбрав, не умеют понять, что время меняет и людей, и отношения», — сетовала мать, отрицая невыгодный брак.
— Я сама, — повторила Лия.
Когда бросает от стены к стене, даже широкий коридор тесен. Хорошо хоть, Шель не слушает глупости, поддерживает под локоть. Что она может сама? Выйти замуж, чтобы стать свободной — и возле постели раненного в день свадьбы мужа понять, что нет никакого расчёта. Есть лишь запоздалое чувство вины и сокрушительное отчаяние: зачем ей свобода, если рядом — Сэн? И как это — дышать и жить без него…
Что изменилось за семь лет? Чувство вины отяжелело до неподъёмности.
— Сэн, — ещё раз позвала Лия.
Резко стёрла слезу, недоуменно отметила: пальцам тепло… глянула на руку — кровь. Не иначе, во время скачки по лицу задела ветка. Когда? Где? В памяти так пусто… окончательно.
Шель забежал вперёд и толкнул дверь, помог переступить порог. Придержал за плечи, довёл, усадил на край кровати. Метнулся к окну, перебирать склянки с каплями. Сразу запахло остро и пряно, глаза заслезились сильнее.
— Я не впадаю в шок, не спеши, — заверила Лия, и голос звучал ровно.
Почти веря в сказанное, она выпрямила спину и осмотрелась. Кивнула, наконец заметив матушку Улу — на низеньком стульчике у изголовья, неподвижную, с прикрытыми глазами.
Пальцы лекарки лежат на запястье Сэна… и кажется, что всё хорошо, муж спит и вот-вот очнётся. И Монз спит на диване у стены. А что лица у обоих бледнее снега, так это свет неудачно падает.
Лия протянула неподъёмно тяжёлую руку и коснулась щеки мужа. Она никогда не отворачивалась от ответов. Даже таких. Под пальцами — ледяная кожа. Упругая, совершенно гладкая. Кто из предков этой нелепой алой семьи додумался бриться фамильным ножом, парным к сабле с гербом Донго? Кто придумал занятную сказочку, будто сталь ещё горячей купалась в крови дракона? Не важно. «Он режет лишь врагов», — смеялся Сэн.
ebooksa