Карты четырех царств.

22
18
20
22
24
26
28
30

— Какая нелепая рамка, — пробормотал Ул. — Чужая рисунку.

Рука сама нашарила грифель и поднесла к краю рамки. Карта дрогнула, пошла рябью — и, будто уложенная на основание, повисла в воздухе. Ул запретил себе даже дышать. От сосредоточенности он не удивился тому, что карта неподвижна, хотя пальцы левой руки уже не удерживают её, а лишь чуть поглаживают по кромке.

Грифель коснулся рамки.

— Как будто здесь стёрто важное, а после вон там подрисовано лишнее, без души? — Ул прищурился и сморгнул соринку, мешающую видеть чётко. — Или от времени оно так… ну-ка…

Грифель Мастера О умел оставлять линию тоньше волоса или жирный штрих шириной в большой палец. Грифель умел менять оттенки, которые, впрочем, всегда оставались вариациями чёрного и подходили для обводки или разметки. Ул сглотнул от волнения и вернул в живой рисунок первый утраченный штрих — волосяной. Снова всмотрелся до ломоты в глазах, вернул ещё один. И ещё… Встряхнул грифель и царапнул рамку, отнимая у сплошной черноты крохотную песчинку.

— Ох…

Боль ударила копьём! Пробила тело со спины — навылет, и Ул согнулся, уткнулся в упругие стебли, обливаясь потом и корчась, и не находя облегчения. Кажется, он кричал. Кажется, он просил о пощаде… пытка длилась, пока, наконец, милосердное бессознание не укутало его пуховой тьмою.

Очнулся Ул в густой, слегка светящейся, темноте. Бешеный мир спал и видел неспокойные сны. В облаках тут и там похрустывали мелкие молнии. Пена волн отливала зеленью и багрянцем — то лечебный крапивный сок, то спёкшаяся кровь… Желудок был вроде как каменный. Во рту драло от неразбавленной желчи и сухости.

— Лес, я снова надеюсь на тебя, — прохрипел Ул.

Среди молодых мягких побегов он наощупь поискал годный. Ул и сам не знал, почему верит, что такой должен найтись. Не пытался понять, как выбирает годный. Но кажется таковым вот этот — упругий, наполненный. Бережно сломав его, Ул стал медленно слизывать, сглатывать обильно текущий сладковатый сок и благодарно жмуриться. Остров, оказывается, умеет и накормить, и напоить! Можно ли было ждать столь огромного подарка в обмен на ничтожный листок с ученическим рисунком? Да он и не ждал. Просто радовался…

Дожевав и облизнувшись, Ул обветшалым рукавом протёр лицо. Еще немного отдохнул и попробовал сесть. Карта палача по-прежнему висела в воздухе — там, где была оставлена. Ул подобрался ближе, опасливо вгляделся в те штрихи, что он внёс в рисунок. Вроде бы — случайные, но теперь, глядя на карту в целом, Ул воспринимал рисунок боя иным! За спиной всадника имелось нечто — огромное, буйное, такое быстрое, что оно уворачивалось от взгляда! У самого края карты поймался лишь промельк хитро прищуренного глаза и оскал клыка…

— Настоящий рисунок больше карты. Но кем-то стёрто многое, вдобавок рамкой замазано немало… А обрезано-то сколько, — шептал Ул, не веря себе. — Так, теперь я уверен: настоящий рисунок изуродовали и втиснули в рамку. И… что? Вместе с рамкой он стал картой палача? Чем же был прежде? Знал ли Рэкст? Эх, надо снова глянуть на карту Ворона Теней! Если и там…

Протяжный, могучий вздох шевельнул волосы на макушке. Ул схватил карту из воздуха и мигом упрятал в кошель. Встряхнулся, сжал зубы — и заставил себя обернуться. Ему было очень страшно, но ещё более — интересно. Не зря мама с детства опасалась пугать строптивое дитя: выслушает и помчится, желая увидеть страх вблизи, а то и пощупать! Вон хоть сказка о водяном. Все обходили брошенный колодец, только Ул сиганул в него, не думая, как станет выбираться. Осенью, в холода, да по сплошной глине…

— Доб… брый день… ночь, — восторженно шепнул Ул, всё сильнее запрокидывая голову, холодея от страха и восторга.

Чем просторнее открывался вид, тем он смотрелся невероятнее. Он — тот, о ком не упоминают, несомненно! Нижняя голова, бережно прикусив, держала в зубах островок. Правая и левая средние покачивались где-то у кромки облачности. Из воды лезли новые головы — и все щурились многоцветьем лукаво-хищных глаз, созерцали незваного гостя.

— Уф-же-ш… э-э… Это… о-ох… — сквозь зубы выдохнул Ул, пытаясь понять, насколько чудище велико и как такое нарисовать. — С ума сойти.

— Ш… ээээ, — сипло выдохнула ближняя справа голова и шире распахнула глаза с вертикальными зрачками. Взгляд налился зеленью, — Ф-шш-эээ…

— Меня зовут Ул, — кивнул Ул, справившись с комком в горле. Он точно знал, что сейчас надо говорить, не позволяя себе замолкнуть и задуматься. — А вы… Шээ? Да уж, удобное имя. Ваше имя просто обязано шипеть.

— Шэд, — глаза полыхнули рыжиной и прижмурились. — Шш-шшш-эд.

Зубы нижней змеиной головы разжались, островок рухнул в кипящее море и несколько раз перевернулся. Ул едва успел набрать воздуха и вцепиться в стебли. Он боролся с пеной, с течением и кипением, то вырываясь из волн, то уходя глубоко в их недра. Вокруг грохотало, рычало, ревело! Иногда получалось заметить мельком, как уносится ввысь могучее тело — вырывается из волн непрерывной лентой чешуи, бесконечной… И кольцевая волна кипит, тащит островок дальше, дальше…