Карты четырех царств.

22
18
20
22
24
26
28
30

Вервр рухнул со стены — и снова вцепился в неё над самой крышей, скалясь от азарта, смешанного с озлоблением. Он сделал выбор, он нарушил свои же правила жизни — но в нем не нуждались!

Молчун вдруг оказался стоящим перед вожаком, спиной к нему! Брошенный камень не долетел до жертвы: он был запросто пойман и зажат в клещах большого и указательного пальцев молчуна, который опять замер статуей. Он наблюдал за Аной, не вмешиваясь: вот она хладнокровно всадила указательный палец в ямку меж ключиц прихвостня вожака, ближнего и самого опасного. Вот отступила на полшага, осмотрелась…

Использовать кромку ладони или кончики пальцев, а никак не кулаки, её учил сам вервр, поясняя подробности о соотношении силы удара и площади контакта. Но кто бы мог заподозрить, что Ана без колебания применит теорию в деле? Ведь при всякой стычке вервра с кем угодно она отстаивала неразбитые лбы и несломанные носы разномастных уродов!

— Дай жить другим, да? — неуместно, но совершенно искренне хихикнула Ана, не обращая внимания на одного из шакалов стаи, движением её руки обречённого хрипеть и корчиться в пыли. — Ваш дед мудрый. Вы тоже, когда не врёте себе. Вот. Ну, то есть благодарю. То есть… — Ана смущённо засопела. — У меня есть чай, ещё горячий. И молоко. Змеи любят молоко.

— Вэй, пустынник, чего встрял? — взревел вожак, шалея от происходящего. Он выругался… и отступил на шаг, когда молчун неуловимым движением перехватил пойманный камень удобно для броска. — Наа-ааа, на-аа, ты зря! Тебе не жить, вам обоим не жить, вэй-на! Не жить!

Вожак рычал и огрызался, отодвигаясь всё дальше в тень. Он слишком хорошо знал, что угрожать «пустыннику» можно сколько угодно. Куда сложнее исполнить обещанное. И очень молодой алый с такой яркостью дара — ходячая смерть, которую не следует окликать даже издали.

Стая зашуршала, отползая и растворяясь в ночи.

— В моем роду все воины обучаются со змеями, — тихо, удивлённо отметил пустынник. — Я предпочитаю белый чай зимнего сбора, но не откажусь и от молока. Почему на «вы»? Дважды почему ваша техника мне незнакома, если она змеиная? Трижды почему вы боец, если вы не алый? Я бы почуял схожую кровь.

— Меня зовут Ана, — поклонилась Ана. Осмотрела заплёванный грязный дворик и нехотя поставила веник к стене. — Папа сказал: с незнакомыми только вежливо, а лучше никак. Ну, когда его нет рядом. Он… упрямый. Нельзя спорить. Есть такое, в чем нельзя совсем.

— Ош Бара, род я не готов назвать, я ушёл из того дома и забыл то, что решил забыть, — чуть подумав, сообщил пустынник и вежливо кивнул.

Ана отвернулась и потянула на себя тугую дверь. Для плотности её закрытия к торцу вверху и внизу были прибиты куски толстой кожи. Вервр слышал, как скребут косяк гвозди на накладках, как пыхтит Ана. Руки плохо её слушаются, потому что запоздалый страх навалился и мешает не то что сжать пальцы — даже дышать. Пустынник тоже всё понял, помог открыть дверь. А ведь по закону его мест в дом приглашает и вводит хозяин, гость же следует за пригласившим, кланяясь порогу.

— Ещё есть плов, — постукивая зубами и совсем смущаясь, сообщила Ана. — Слушай, как же я испугалась! Ужас-ужас. Вот чую, что папа тут, я всегда чую его. Но я испугалась. Ты меня прямо спас. Да. Стратегия двенадцать, гадость. Да. Не хочу убегать.

— Либо хозяин дома плохо знает местное наречие, — задумчиво предположил гость, — либо это хозяйка. Я сомневаюсь, что войти в дом допустимо, пока ваш отец отсутствует.

Было слышно, как гость вопреки своим сомнениям распоряжается в доме, ищет покрывало и кутает Ану. Подбрасывает несколько веток в очаг, звенит медным чайником, принюхивается к плову и сглатывает голодный спазм. Замирает, наверняка глядя в дверной проем и еще раз решая, допустимо ли остаться и порушить ещё одно правило, когда их и так порушено за короткую жизнь слишком много.

Вервр разжал пальцы и лёг на крышу, разбросав руки и улыбаясь темноте ночи, не способной предать и рассказать хоть кому, что багряный бес умеет так вот — улыбаться. По дурацкому поводу, совсем дурацкому и достойному гнева или хотя бы кривой ухмылки, не иначе. Только что он стал свидетелем того, как просыпается самый загадочный дар атлов. Их умение зажигать огонь в остывших очагах душ.

— Полагаю, мне следует покинуть дом.

— Вот ещё! Я против. Вдобавок папа тут, точно. Только он ещё ледяной.

Ана зашуршала покрывалом, вмиг сбросив и его, и шок, способный трепать обычного ребёнка и даже взрослого часами напролёт. После такого-то происшествия! Но в её доме гость, и ей очень важен этот гость. Настолько важен… вервр ощутил укол незнакомого, а вернее забытого — ревности?

— Ледяной? — стоя в дверях, уточнил гость.

— Ну, он когда натворит всякого, делается вроде как ледяной, — охотно сообщила Ана. Она сопела и пыхтела и, не иначе, вцепившись в локоть гостя, тянула его в дом. — Да сядь же! Сейчас я… — Ана вышла на порог и посвистела, поскребла по стене, постучала ногтями по дверному косяку. — Пап! Ну пап, ты где? Эй! Ну плов же с крольчатиной, я же сама выбирала. Полтушки припрятала, сырое мясо… Эй!