След торпеды

22
18
20
22
24
26
28
30

Смысл слов капитана не доходил до сознания Акима, в его ушах все еще звенел, переливался голос сына: «Я обещаю тебе, отец, писать чаще…» Нет, теперь уже Петр никогда ему не напишет. И боясь, что это письмо может потеряться, Аким прижал его к груди. Капитан пристально поглядел на Рубцова.

— Скажи, капитан, — сдержанно заговорил Аким, — правда, что ты хотел отдать под суд моего сына?

— Вы только не волнуйтесь… — Капица провел рукой по щеке, затем встал, заходил по каюте и снова сел. — Кто вам об этом сказал?

— Никто. В письме сына… Оно адресовано мне, но, видно, не успел отправить. Хотите почитать?

— Я не люблю читать чужие письма, если там даже есть строчки обо мне… — Капитан растерялся от неожиданного вопроса и не знал, с чего начать разговор, как объяснить тот злополучный случай в море, едва не стоивший жизни всему экипажу. Он понимал: трудно убедить отца в том, что его сын сделал тогда то, чего не позволил бы себе самый опытный мореплаватель. Но Капица смотрел ему в лицо и читал в глазах гостя немой вопрос: «Ну, чего молчишь? Говори, я слушаю…»

— Да, я говорил штурману, что за ЧП ему придется держать строгий ответ, возможно даже на суде. В море он поступил весьма опрометчиво… Надеюсь, об этом он пишет вам?

Не глядя на капитана, Аким ответил:

— Есть и об этом… — Помолчав, добавил: — Петр никогда мне не врал. Может, ему было тяжело говорить правду, но он никогда не врал.

Капитан молча размышлял над словами гостя. Он уже успел убедиться в том, что Рубцов — человек, умудренный жизненным опытом, хорошо знающий море и все то, что связано с ним у каждого, кто выбрал на нем свою дорогу. И, может быть, поэтому у капитана к гостю появилось доброе чувство.

— Я скажу вам правду, Аким Петрович, — наконец заговорил Капица. — В штормовом походе, когда «Кит» едва не наскочил на подводную скалу, был полностью виновен ваш сын. Кстати, к его чести, он еще тогда понял это и не искал оправданий. Он только говорил, что это — риск, а за риск не судят. Но, поверьте, я бы этого не сделал. Я ведь старый моряк, умею ценить все доброе, что есть в человеке. Конечно, история с Олей мне пришлась не по душе. Я почему-то думал, что Петр поиграется с девушкой и бросит. Не знаю почему, но я ожидал такого конца. А в тот день, когда мы вернулись с промысла и я пригрозил Петру судом, Оля вдруг пришла ко мне со слезами на глазах и стала просить за штурмана. «Может, от него у меня ребенок будет, — говорила она. — Петя хочет сына…»

Аким вздрогнул: «У Петьки есть наследник? Надо разыскать Олю».

— Но я не поверил ей, — продолжал капитан. — Она захотела выручить штурмана. Да, да — выручить! Она любила его, потому и решилась на такой обман. Я тоже человек не железный… Пообещал ей, что с головы штурмана не упадет ни один волосок. Нет, не ради самой Оли, я тоже уважал Петра.

«Вот ты какой, капитан, а я-то совсем плохо о тебе подумал», — пронеслось в голове Акима, но он молчал, он ждал, что еще скажет Петр Кузьмич.

— Штурман в сущности человек опытный, — продолжал капитан, — но никто не давал ему права ставить судно под угрозу гибели. Вы сами были на флоте и знаете, к чему приводит иного моряка лихость и, я бы сказал, легкомысленность.

— Значит, этим страдал мой сын? — спросил Аким.

— Мне бы не хотелось плохо говорить о погибшем, — неловко помялся капитан.

— А вы говорите, — усмехнулся Аким. — Во мне сын живет, вы говорите, он все выслушает. Ну?..

Слушал капитана Аким не мигая, ни разу его не перебил, не возразил; недобрые слова о сыне до боли сжали сердце Акима. Раньше он не знал, что Петр стремился как можно скорее стать капитаном судна, а теперь узнал. Он к тому же закрутил на судне любовь с радисткой, это тоже отрицательно сказалось на его работе: заступив на вахту, Петр при подходе к Коршуновым воротам сошел с ходового мостика в радиорубку, чтобы узнать якобы о прогнозе погоды, а сам, конечно же, «разводил шуры с Олей-черноглазкой», как выразился капитан. А она, Оля, еще совсем молодая, неопытная в деле и едва не подвела штурмана, сообщив ему данные об ослаблении ветра, тогда как у Коршуновых ворот норд-ост с каждым часом нарастал. А разве к чести штурмана самовольно менять курс судна?

— Он хотел раньше вернуться в базу? — спросил Аким.

— Я не знаю, чего он хотел. Для меня ясно одно: он создал аварийную ситуацию. Я был вынужден отстранить его от вахты. А на другой день штурман погиб. — Капитан до боли сжал в кулаке пальцы. — Поступил ваш сын опрометчиво. Рассудите сами: на море поднялся шторм, ночь, ветер… Ему бы переждать до утра. Боцман пытался его уговорить, а он свое: «Меня невеста ждет».