– Прошу к окну, – шепнул Дмитрий Петрович, подталкивая Шатова. – Сейчас будет самое интересное.
Комната внизу была ярко освещена и блистала кафелем. Пол и потолок были выложены ослепительно-белой плиткой. Посреди комнаты стоял операционный стол, и двое молодых ребят, сверстников Светланы, с каталки перекладывали на него что-то, укрытое белой простыней.
Шатов оглянулся на Дмитрия Петровича:
– Это что, человек?
– А вы как хотели? Вскрытие должно быть вскрытием. Обычная процедура.
– И они… – Шатов посмотрел на ребят и девчонок, обступивших окно.
– Все по очереди. Насколько я знаю – Светлана уже работала с тремя, а что? – Дмитрий Петрович чуть улыбнулся. – Я ведь спрашивал, как у вас с желудком?
– Я не думал, что вы имели ввиду вскрытие.
– Ага, начинают, – сказал Дмитрий Петрович.
Двое парней внизу убрали в сторону простыню, открывая женское обнаженное тело.
– Откуда вы берете трупы? – тихо спросил Шатов, борясь с первым приступом тошноты.
– Некоторые привозят, некоторые – местные, – негромко, как во время спектакля или концерта ответил Дмитрий Петрович.
– Что значит местные?
Парни быстро закрепили тело на столе ремнями, тщательно затянув пряжки.
– Что значит местные? – повторил свой вопрос Шатов, не отрывая взгляда от тела.
Сколько ей? До тридцати. И, похоже, что умерла недавно. Такое впечатление, что она спит. Во всяком случае, Шатов не заметил мертвенной желтизны на коже.
– Местные – это значит, что умер или погиб кто-то из местных жителей, – сказал Дмитрий Петрович, – и семья разрешила перед кремацией провести вскрытие. Не безвозмездно, естественно.
– Это что, бывает так часто?
– Не слишком часто, но бывает.
Один из парней внизу подкатил к столику тележку с инструментами.