Шатов сглотнул и поежился. Ему доводилось видеть трупы раньше. Одного человека он даже убил сам. Но привыкнуть к виду мертвых тел он так и не смог.
И было в этом теле что-то, что притягивало к себе взгляд Шатова. Было что-то неправильное во всем этом, что-то такое, что придавало всему происходящему оттенок нереальности. Школьники, производящие на уроке анатомии вскрытие человеческого тела, сами по себе несколько шокировали, но было и еще что-то…
Покойнице раздвинули челюсти и вставили что-то, похожее на кляп. Пока один из парней возился с этим, второй взял со столика шприц и точным уверенным движением ввел иглу в руку трупу.
Шатов потер лоб. Нет. Нет, все нормально, насколько это может быть нормально на вскрытии мертвого тела. Мертвого тела незнакомой женщины.
Незнакомой. Совершенно незнакомой.
Это только показалось, прошептал Шатов. Ему только показалось, что он знает эту женщину. Примерещилось. Кляп исказил черты ее лица. Он просто ошибся. Это не могла быть продавщица из магазина. Не могла. Это не может быть она.
– Пошел отсюда! Что ты хулиганишь! Милицию позову! – взорвалось в ушах у Шатова.
Неправда, это не она. Не она. Та сейчас торгует в своем магазине на площади. На раскаленной площади, с памятником посредине.
Шатов попытался вздохнуть и чуть не захлебнулся воздухом. Все медленно поплыло перед глазами.
Стоять. Стоять и не падать. Это не может быть продавщица. Это просто чье-то тело. Чье-то мертвое тело, с одеревеневшими мышцами…
Стоп. Шатов оглянулся. Все, словно зачарованные смотрели вниз, на тело. Дмитрий Петрович так увлекся, что навалился плечом на Шатова сзади. Они не заметили, что тело еще не окоченело? Кисть руки свободно свешивается со стола, и кляп они вставили легко. Она умерла совсем недавно. Совсем…
Умерла?
Скальпель легко коснулся кожи под грудью и провел тонкую красную линию. Красным по белому. Линия стала расползаться, потекла кровь.
Потекла кровь. Ярко-алая живая кровь. Потекла.
Шатов прижался лицом к стеклу.
Еще один надрез. И снова кровь. Она залила грудь, живот и беззвучно падала на белый кафель пола.
И тут тело напряглось. Ремни стягивали его крепко, ничто не могло шевельнуться, но Шатов увидел, как дрогнули мышцы. По всему телу. Ноги и руки. Вздулись вены.
Еще надрез, теперь перпендикулярный первым двум. Резкое движение – широкий лоскут кожи был отодвинут, открывая прямоугольную рану.
Шатов не отрываясь смотрел на руку, впившуюся в край стола. Она жива.
Эта мысль застыла в мозгу Шатова. Она жива.