Карты розданы. Григорий Васильевич взял их не сразу, в дверях опять появился адъютант, и он подумал о том, что его чрезмерно старательный подчиненный на этот раз спугнет нужную масть.
Сохраняя на лице полнейшую беспечность, генерал собрал карты в небольшую стопку и приоткрыл первую из них. Настроение упало мгновенно, как только его глаза натолкнулись на червовую восьмерку; вторая карта была и того хуже — семерка треф. Третью карту он открыл после паузы, наивно полагая, что карточный бог преподнес ему сюрприз в виде козырного туза. Но чуда не случилось: на него издевательски смотрела шестерка пик. «За такую раздачу руки оторвать следовало бы!» — подумал Аристов, посмотрев на холеные пальцы крупье, и, поймав на себе изучающий взгляд Аркаши, улыбнулся одними краешками губ.
Эту партию он проиграл вчистую, лишившись выставленных тридцати тысяч. В иное время он стал бы добиваться полной победы или абсолютного поражения, но сейчас решил поступить благоразумнее. Аристов поднялся из-за стола, поблагодарил присутствующих за компанию и победно перешел в зал, унося с собой выигрыш едва ли не в четверть миллиона.
Посмотрев хмуро на адъютанта, застывшего в почтении у самых дверей, он дал себе слово никогда более не брать его с собой в особняк Гагариных.
Показались кулаковские дома — длинные каменные строения барачного типа. Именно в них находилась городская ночлежка.
— С Богом! — произнес Влас Ксенофонтов и, сняв уставную фуражку, неожиданно для самого себя, перекрестился.
Городовые и жандармы, выстроившись в цепь, стараясь не шуметь, двинулись к ночлежным домам.
Откуда-то сверху раздался залихватский свист, и тишину разодрал хриплый бас:
— Полиция!
Мгновенно распахнулись окна первого этажа, озабоченно лязгнув шпингалетами. В некоторых местах брызнуло на камни разбитое стекло, и на землю, почти одновременно, прыгнуло три человека.
— Стоять! — орали полицейские.
Двоих скрутили сразу и, жестоко заломив руки к самому затылку, поволокли в сторону. Третий лихо пробежал через площадь и свернул за угол. Однако налетел на вторую цепь и был мгновенно задержан.
Полицейские ворвались в коридоры, быстро разбежались по комнатам.
— Двери не закрывать!
— Ну и вонища у вас, братцы! — переступил порог кулаковского дома Ксенофонтов, затыкая нос. — Чем вы здесь дышите?
— Это тебе, барин, не гостиница «Метрополь», а ночлежка, — вежливо заметил старик лет шестидесяти, в приветствии приподняв ветхую, в дырах, шляпу. — Прошу прощения.
— Никого не выпускать, — распорядился Ксенофонтов.
В кулаковских домах он был не впервые, а потому прекрасно знал, что едва ли не в каждой комнате его мог поджидать неприятный сюрприз. Даже за самой благообразной физиономией может прятаться убийца.
— Проверьте у этого философа документы, — распорядился Ксенофонтов.
— Только вы ошибаетесь, ваше благородие. Не философ, а художник!