Он вышел, вместо него появились двое похмельных – мои конвоиры. Они прислушались к утихающим шагам начальника, после чего недобро ухмыльнулись.
– Ну, как он? – спросил тот, что был ниже ростом.
– Перечит, – ответил Стефан.
– А представился? – спросил другой.
– Нет. Шефу пришлось напоминать.
– Гадина бескультурная. Мы же тебя учили! – Низкорослый подошел ко мне и крепко саданул в челюсть.
Я упал вместе с табуретом. Пока я барахтался, диалог продолжился.
– Что он еще натворил?
– Дерево ему не понравилось на картине. Некрасивое, говорит. Что тебе больше нравится? – повернулся он ко мне.
– Городские пейзажи, – опробуя после удара челюсть, прошамкал я и почувствовал, как в печень вошла нога. Изогнувшись от боли, я подумал: «Хорошо бьют, знаючи».
– Еще чего было? – продолжал интересоваться коротышка.
– Скажу, – сурово отозвался Губошлеп. – Ухо ему не понравилось у памятника.
– Вот же урод! – возмутился коротышка.
– Ничего святого нет! – поддакнул длинный. – Памятник обидеть.
– Беззащитный.
– А вот я сейчас ему самому ухо поджарю! – неожиданно развеселился Губошлеп.
Я подумал, что он шутит. После интеллектуальной беседы это был слишком резкий переход. Но он не шутил. Двое схватили меня сзади за руки, а Стефан поднес горелку. Я почувствовал резкую боль, затрещали волосы. Вывернувшись, я пнул Стефана, он рухнул вместе со своей лампой, удержав ее в горизонтальном положении; потом я рывком назад опрокинулся вместе с конвойными. Когда вошел Петреску, мы все сидели на полу. Короткий испуг промелькнул в его глазах, он оглянулся на дверь и быстро спросил:
– Что это вы все на полу?
Никто не ответил. Я сел на табурет, Губошлеп снова принялся за грибоедовское ухо, а двое других стали отвинчивать решетку на окне, отверточки они вытащили из карманов.
– Почему пахнет паленым? – резко спросил Федул.