– Хотите, я дам расписку? – мучился Роман. – Или что хотите. Но только не надо меня мучить, умоляю вас. У меня слабое сердце. Я уже перенес два инфаркта. Умоляю вас, отпустите меня, и я исчезну навсегда!
На лбу у него выступила испарина, лицо побледнело. Он замолчал и уставился на Стояна, ожидая, чем тот ответит на его мольбы.
– Давайте договоримся так, – сказал наконец Стоян.
Роман весь подался вперед.
– Да, да, я выполню любое ваше требование.
– Сейчас я уйду. Но когда вернусь, вы расскажете мне правду.
– Но я уже рассказал… – завопил Роман.
Стоян вскинул руку.
– Тихо!
Роман сжался в комок от этого окрика. Вопль застрял у него в горле.
– Если вы мне все расскажете и я вам поверю, вас не будут пытать, – закончил Стоян. – Обещаю.
– Но… – начал было Роман.
Глаза Стояна буквально вбуравились в него.
– Я могу надеяться, что останусь жить? – прошептал Роман, боясь повысить голос.
Стоян поднялся, по-крестьянски упершись ладонями в коленки.
– Я жду от вас правды, – сказал он.
Он вышел, но верзила остался. Для какой цели, сказать трудно. Наверное, в качестве устрашения. Чтобы пленник думал в правильном направлении. Ибо стоило взглянуть на ручищи великана, как все мужество превращалось в желе и хотелось повиниться во всех грехах, начиная с малого детства.
«Наверное, до моей тихой камеры я уже не доберусь, – подумал Роман. – Пока Стоян не вытянет из меня все жилы, он меня живым не отпустит. Впрочем, он не отпустит меня живым в любом случае, хоть расскажи я ему самую что ни на есть чистую правду».
Он покосился на верзилу.
Тот стоял смирно, слегка расставив ноги-тумбы. Руки свободно свисали по бокам могучего туловища, голова, небольшая, как у подростка, глубоко ушла в плечи. Его крохотные глазки смотрели из-под нависших бровей почти равнодушно. Но на губах порой вспыхивала такая плотоядная усмешка, что его мнимое спокойствие сразу становилось ожиданием палача, которому не терпится добраться до своей жертвы. И можно было не сомневаться, что он свое дело знает.