— На этом приятная часть заканчивается, — объявил генерал.
Лаврентьев шагнул вперед.
— Я представлял к наградам своих офицеров. Прошло полгода…
— Представления рассматриваются! — резко оборвал подполковника Чемоданов. — Прежде всего мы должны отмечать заслуги солдат, ибо на их плечах лежит основная тяжесть военных испытаний.
«Однофамилец» же опять повернулся к адъютанту, тот живо протянул приготовленную бумагу. Мелькнули штампы и блеклая, словно след от грязного стакана, печать.
— При-иказ… — неожиданно зевнул генерал. — За грубые нарушения исполнительской дисциплины, фактическое самоустранение от командования вверенным полком, что привело к захвату воинской части уголовно-психическим элементом, разграблению вооружения и воинского имущества, отстранить подполковника Лаврентьева от должности командира сто тринадцатого мотострелкового полка… И это не все. По факту этих вопиющих безобразий военной прокуратурой заведено уголовное дело… Временно исполняющим обязанности командира полка назначается начальник штаба майор Штукин!
— Я не готов исполнять эти обязанности! — тут же отреагировал Штукин.
— Как? — искренне изумился генерал и коротко бросил: — Стул!
— Я не созрел! Если подполковник Лаврентьев не справился, то я и подавно не сумею.
— Это что, бунт? Да вы понимаете, что говорите?
— Да какой бунт, товарищ генерал! Мы здесь тихие. Просто я не справлюсь, о чем могу донести в рапорте.
Чемоданов заметно растерялся:
— Ну а кто будет командовать? Кто тут еще замы командира полка?
— А нету больше, — заметил Лаврентьев и развел руками.
— Но ведь назначали! — заревел Чемоданов. Лицо его стало еще темней, чем у единственного солдата полка.
— Видно, в пути затерялись, — с наигранной досадой пояснил Лаврентьев. — А вы сами попробуйте покомандовать, товарищ генерал. У вас точно должно получиться.
Чемоданов от такого обращения подскочил на месте и в следующее мгновение, сделав неуловимый прыжок, очутился рядом с вольнодумцем-подполковником, ухватил его за грудки, порывисто вздохнул и отпустил. Не удержал.
— А можно я попробую? — вдруг раздался девичий голосок.
Все обернулись. Ольга стояла с независимым видом, в потертой камуфляжке, с задранным носиком.
— Где стул? — тяжко спросил Чемоданов.