Гареев отвернулся.
– Мое мнение, товарищ Сулеми, таково, – сказал он. – Вы можете продолжать работу хоть двадцать четыре часа в сутки, но это уже не принесет результата.
Сулеми меланхолично кивнул. Он уже прикидывал, что скажет президенту. Картина вырисовывалась безотрадная.
– А если попытаться попробовать кого-нибудь другого? – предложил он.
– Кого? – пожал плечами Гареев.
– Может быть, в Москве…
Гареев безнадежно махнул.
– Время. Не забывайте о времени. К тому же кандидатура Хомутова предложена председателем Комитета.
– Но если он никуда не годится! – обычно невозмутимый Сулеми почти кричал.
– Стоп, стоп, – Гареев поморщился. – Так не пойдет. Надо думать, как выйти из этого положения.
Они говорили так, будто Хомутова здесь уже не было. Попробовали, не вышло – и его отшвырнули, как бесполезную вещь.
– Вы сами виноваты, что ни черта не выходит, – неожиданно сказал Хомутов. – Вы, профессионалы, решили, что достаточно скопировать лишь внешние признаки. Чистый бред. Я могу тысячу раз повторить приветственный жест президента – но что он думает в этот момент? Этого я не знаю. Я пожимаю руку Сулеми, и Сулеми говорит, что Фархад это делает иначе. Ясное дело – иначе. У него к Сулеми особое отношение. Вы добиваетесь того, чтобы я встречался с людьми, которые постоянно видят президента, и при этом хотите, чтобы они меня принимали за Фархада. Но в таком случае я должен думать, как Фархад, и чувствовать, как Фархад. Я должен знать о нем гораздо больше, чем знаю сейчас.
Сулеми и полковник обменялись взглядами.
– Он прав, – Гареев хмыкнул. – Нужен качественно иной подход.
– Я вам его и предлагаю.
Сулеми смотрел на собеседника в задумчивости. Мысль ему нравилась, но он вдруг отчетливо увидел, насколько сложно будет довести эту работу до конца.
– Что нам потребуется? – спросил он.
Гареев взглянул на Хомутова.
– Стереотипы поведения президента. В каждой новой ситуации Фархад ведет себя по-иному. Я должен знать специфику его реакций. Это прежде всего.
Он загнул палец.