– Начнем с самого начала, – предложил Сулеми. – Первый день – вы помните? Президент приветствует народ с трибуны.
Хомутов кивнул.
– Этот жест у меня получается даже лучше, чем у товарища Фархада, – усмехнулся он.
– Лучше не требуется, – парировал Сулеми. – Вы хотели знать, что президент при этом чувствует. Очевидно, что он – отец нации, лидер прогрессивного движения. На нем лежит высочайшая ответственность…
– Прямо как из передовицы, честное слово, – заметил в сердцах Хомутов.
– Что вы имеете в виду?
– Ничего, – буркнул Хомутов. – Мне всегда казалось, что чувства президента должны быть несколько иными.
– Какими же?
– У нас это называют чувством глубокого удовлетворения.
– Не совсем понимаю, – признался Сулеми.
– Это когда все по фигу, на все наплевать, но вслух об этом говорить не принято, да и незачем. Кто там толпится перед трибуной? Людишки, мелкая сволочь, их там тьма-тьмущая. Что ж, сделаем им ручкой, вот так, чтобы они думали, что вождь рад каждому из них, любит и ценит только его.
Сулеми, слушая собеседника, вспомнил, как однажды ехал вместе с Фархадом по хедарским улицам, и президент, задумчиво глядя в окно, неожиданно сказал:
– Ты никогда не задумывался о природе людей, Сулеми? Они словно стадо овец, беспомощное без своего пастуха. Они в нем нуждаются, понимаешь? Им без него не выжить.
Стряхнув воспоминание, Сулеми сказал Хомутову.
– Вряд ли разумно относиться к людям столь высокомерно.
– Это почему же?
– Из людей состоит народ, а народ не может быть унижен.
Хомутов неожиданно рассмеялся. Сулеми вопросительно взглянул на него.
– Вы сейчас со мной полемизируете? – поинтересовался Хомутов. – Или с президентом Фархадом?
– С вами. – Сулеми казался озадаченным.