— Знал. Но он мне крест целовал, что не проскажется. Даже тебе. А вот мне он о тебе все говорил как на духу. Так что прости, брат, что поздненько я тебе явился.
— И давно ты в Москве-то?
— Давненько. Раньше меня только Лукьян сюда добрался. Я ведь двух лет в рудниках не пробыл — думал, на Яик прибегу, сызнова подпалю все… Ан хрен те в щи! Скурвились казаченьки, языки прижали, а к иным и не сунешься — сдали бы в два счета.
Никодим-Игнаха сердито плюнул сквозь щербатые, погнившие зубы.
— Зло кипело. Вроде где не послушаешь — так нее Катьку ругают да бар пожечь грозят, покуда пьяные. Метелкина ждут, вишь ты. А скажешь, что Метелкин — я и есть, не верят али боятся. Вот и пошел в Москву.
— А «ВОРа»-то как сняли?
— Да говорил же — Марфа твоя. Она мне и рубцы свела со спины, и еще на путь истинный наставила. Молюсь о здравии ее еженощно.
— Марфа-то знала, кто ты есть? — спросил Клещ.
— Нет. Я ей ни Метелкиным, ни Заметаевым не назывался. Иван Пузырев я был по бумаге, покуда постриг не принял. С той поры — Никодим, и все. Умер для мира.
— Ой ли? — прищурился Клещ, лицо которого заметно пободрело и порозовело от разговора со старым другом. — Однако с Лукьяном-то знался, отец святой…
…Через полчаса они взошли по лестнице и постучали тройным условным стуком в дверь Марфы.
ПЛЕННИЦЫ
Себастиани пропах дымом. В воспаленных глазах словно бы отражалось пламя московского пожара.
— Господин граф, многое проясняется, — сказал он, обращаясь к Коленкуру. Де Сегюр и Лористон, рывшиеся в бумагах императора, подняли головы. На лицах их выразилось высочайшее внимание.
— Маркитанта Палабретти найти не удалось. Похожего человека видели поляки из эскадрона того самого лейтенанта Ржевусского, о котором беспокоился человек, поднятый нами из шахты.
Далее, задержана компаньонка Палабретти, маркитантка Луиза Пьеррон, по кличке Крошка, а вместе с ней — русская цыганка Настази, подозрительно хорошо говорящая по-французски. Человека, похожего на Палабретти, и упомянутую Крошку поляки видели в доме, принадлежащем русскому отставному генералу Ивану Муравьеву. Вчера, примерно в три часа пополудни, туда явился некий русский крестьянин лет двадцати, представившийся крепостным Муравьева, и объявил, что хозяин прислал его за бумагой, спрятанной под порогом спальни. Когда поляки нашли в указанном месте план московских подземелий, они по приказу лейтенанта Ржевусского решили препроводить крестьянина в штаб полка для производства дознания. Однако вблизи церкви Святой Неонилы, прямо напротив штаба, двое неизвестных в упор застрелили конвоиров, освободили задержанного мужика и похитили план. Один из нападавших, по описанию поляков, седой казак с большой бородой, ускакал на коне, куда девались двое других — неизвестно. Во время погони за казаком несколько улан были убиты, а лейтенант Ржевусский — пропал бесследно…
— По-моему, дело не столько проясняется, сколько запутывается, — заметил Лористон в тот момент, когда Себастиани решил перевести дух.
— Напротив, — возразил Себастиани, — все очевиднее становится, что мы имеем дело с русскими шпионами.
— Вот как! — Де Сегюр устремил взгляд на генерала.
— Да, месье. В заговор были вовлечены Палабретти, Крошка, лейтенант Ржевусский и, вероятно, кто-то еще из его офицеров. Два или три шпиона, оставленные русскими в городе, им помогали. Очень может быть, что одна из них — цыганка Настази, говорящая по-французски.
ebooksa