— Тогда поехали?
И мы поехали. И весьма быстро приехали. На все, про все ушло четверть часа. Будь это днем, я бы по пробкам да заторам часа два, как минимум, потерял. Но была ночь. И, сокрытые этой ночью, мы вылезли из машины, которую я предусмотрительно запер, прошли через двор в подъезд, поднялись на мой этаж и, склонившись ко входной двери с двух сторон, прислушались.
Внутри было тихо. Относительно. В кухне стандартно колбасило холодильник «Океан». Он дребезжал, как престарелый барахольщик — кем он на самом деле и был — и подпрыгивал в высоту. Он у меня всегда такой аэробикой занимался. Я-то привык, а вот соседи, бывало, жаловались.
— Что это? — спросил Балабанов. Спросил явно для галочки, потому что со спортивными достижениями отечественных холодильников хорошо знакомы все отечественные граждане. Поэтому я и ответил — тоже для галочки:
— А это там страда уборочная в разгаре. Слышишь, как комбайны шумят да комбайнеры матерятся? В закрома молотят, натурально.
— Похоже, никого нет, — вздохнул Балабанов. Горько так вздохнул. Я не удивился — может, отличиться хотел, подвиг геройский совершить, на новую звездочку заработать. А тут такой крутой облом.
— Не переживай, — утешил я его. — Пьянка только началась. Может, еще припрутся.
— Войдем?
Нет, блин! Под дверью жить останемся! Костер разведем, комаров нажарим — не пропадем, в общем! У Балабанова в голове явно отсутствовал какой-то винтик-шпунтик.
Я отпер дверь и шагнул в темноту коридора. Щелкнул выключателем и почувствовал позвоночником какую-то твердую неприятность в районе левой почки. И голос Балабанова объяснил, что это была за неприятность — чтобы, значится, я в догадках не потерялся:
— Это пистолет, Мешковский. Конечно, не такой крутой, как тот, который ты нашел, не ТТ. Ну, так ведь и ты его не нашел, правда? Я к чему клоню? Мы покопаемся, пробьем его по базе, и все равно на тебя что-нибудь повесим. Посмертно.
— Ни хрена не понял, — честно признался я, на всякий случай сделав «хенде хох».
— Видишь, как все хорошо продумано! Даже ты, умный, как колобок, ничего не понял.
— Так ты не за наших? — допускаю, что мой голос звучал до невозможности глупо, но я себя именно так и ощущал.
— Нет, не за ваших, — Балабанов ткнул меня в спину посильнее. — Ты проходи, не стесняйся. В кухню проходи, я кушать хочу. Я вообще ни за чьих. Потому что мне моя рубашка дороже. Пистон пообещал заплатить за тебя пятнадцать штук зелеными. Глупо отказываться от такого подарка, правда?
— Хорош подарок!
— Пятнадцать штук за пару выстрелов? Конечно, подарок. Мне еще никогда столько не дарили.
— Запачкаться не боишься? — ехидно спросил я, имея в виду его любимый костюмчик, который — гадом буду! — специально заляпаю кровью. Пусть Балабанова от огорчения удар хватит.
Однако он неожиданно истолковал вопрос по-своему:
— Брось, Мешковский! Такие дела всегда лучше делать самому. Потому что на других надежды нет. Что, мне тебя в пресс-хату нужно было совать? А где гарантия, что тебя там кончат? Нет такой гарантии. Кому охота мокруху на себя брать? Так что я, Мешковский, все умнее сделал. Ты сейчас, небось, голову ломаешь, почему тебя отпустили, хотя ты чуть человека на тот свет не отправил. А ты ни в кого этой ночью не стрелял! Зато бандитов задержал и врагов себе нажил — мама, не горюй. Почти всех в плен взял. Только один сумел скрыться. А потом выследил тебя — и застрелил. Чуешь, на что намекаю-то? Пистолет-то у меня из тех самых. Сегодня ночью его изъяли. Только оформить не успели. Так что будешь ты, Мешковский, жертвой неизвестного бандита. А я гарантированно получу свои пятнадцать штук.