Прохоровское побоище. Штрафбат против эсэсовцев,

Музыка смолкла. В наступившей оглушительной от непривычки тишине репродукторы доносили со стороны немецких позиций громкий голос.

— Русский солдат!.. Жиды-командиры сделали тебя своим рабом, подобно тому, как большевики держат в рабстве твою страну! Мы несем на своих штыках свободу, мы освободим тебя от гнета большевиков и жидов-политруков! Тебя сделали штрафником, но ты не виноват! Переход к нам добровольно, и ты обретешь свободу! Мы дали тебе пропуск, но ты можешь перейти и без него. Просто подними руки и крикни: «Штыки в землю!» Запомни, русский солдат, как звучат слова твоего спасения! Просто скажи: «Штыки в землю!»

XXXI

Ни один выстрел не прервал гремящей над полем речи, и пока Демьян слушал, не покидало его ощущение какой-то странности, которую он все никак не мог объяснить.

— Ишь, шпарит, гнида!.. — с долей некоторого даже восхищения выдохнул Зарайский.

— И не запнется, сволочь… — зло добавил Потапов, перебрасывая в руках ППШ.

— Эх садануть бы хоть очередь, — храбрецом вызвался Зарайский, — чтобы заткнуть это мурло…

— А ты приказ командира помнишь? — оборвал его Потапов. — Не стрелять! Пальнешь — он сам тебя как саданет по сопатке…

Он, качая головой, присел на корточки и прислонился спиной к частоколу жердей, укрепившему стенку окопа.

— Да-а, работают, гады… — хмыкнув, добавил командир отделения. — Уже ведь и знают, что против них штрафной батальон. Разведка у фашистов свой хлеб зря не жрет…

— Ох, и я бы сейчас краюшку хлебушка умял… — мечтательно поддакнул Зарайский.

— Ты его заслужи сначала… Вон махни на ту сторону да приволоки сюда хотя бы одного унтера… — продолжил воспитывать его Потапов.

— А лучше двух, Сарай, — сказал присоединившийся к разговору Довганюк. — По одному в каждую руку. Тогда, глядишь, Мурзенко лично тебе добавки выдаст.

В это время агитатор с вражеской стороны вновь завел свою пластинку, слово в слово повторив то, что говорил в первый раз.

— И не запнется… — отозвался Зябликов. — Гладко говорит, как по бумажке читает.

— Это верно… — согласился Потапов. — Поначалу было подумал, что они в записи речевку гонят. Однако про штрафников у них записано…

Демьян сообразил, что рождало в его сознании странное ощущение, когда он слышал речь с вражеской стороны. Этот чистейший, даже чересчур правильный язык и ни малейшего акцента в голосе, разносимом немецким репродуктором.

XXXII

Небо над полем, разделяющим противоборствующие стороны, наполнилось характерным, шелестящим свистом, переходящим в вой. На позиции немцев справа вырос вдруг сноп вздыбившейся земли и черного дыма. Следом ветер принес и гул взорвавшейся мины.

Шелест рождался и вспухал где-то справа, со стороны леса. Второй взрыв вырос значительно левее первого, в виду взвода Коптюка. Не иначе как начали обстрел минометчики из отдельного взвода штрафного батальона.

Третья мина, как по учебнику, легла точнехонько посередине, в отрезке между двумя первыми взрывами. Репродуктор, продолжавший горланить после первого взрыва, замолк. И «Рио-Рита» вслед за агитатором не появилась.

Старший лейтенант Коптюк вспомнил рассказ взводного из первой роты про обмен трофейных мин на гранаты, произведенный с командиром минометчиков лейтенантом Лазерко. Взводному вспомнился этот молодой, с не по годам серьезным видом, офицер. Из-за невысокого роста он все время ходил, слишком расправляя плечи и вытягивая шею вверх, отчего напоминал чересчур заносчивую птицу. Но, по рассказам очевидцев, во вверенном ему взводе авторитетом молодой командир обладал незыблемым.