— Пойдем, — взяла она его за руку.
Они добрались до двери, выходящей к складу, когда услышали шум за спиной. В кабинет уже ворвались Харакумо и его сообщники, разъяренные, как осы, вернувшиеся к своему разоренному гнезду.
Бондарев и Мизуки метнулись к складу, обогнули его и нашли место, где перебирались через ограду. К счастью, Хато Харакумо забрал всех охранников с собой, они все еще обыскивали цех, покинутый беглецами.
В считаные секунды Бондарев подсадил спутницу, а затем и сам перемахнул через забор. «Тойота» не подвела, завелась с пол-оборота. Прижимая педаль газа, Бондарев повел машину на север и не сбрасывал скорость, пока не пересек несколько мостов, не заметив за собой слежки.
— Мы чуть не попались, — проговорила потрясенная Мизуки, когда дар речи вернулся к ней. — Господи, они были так близко! Мне казалось, я уже чувствую запах одеколона Харакумо. Он такой вонючий.
— Харакумо? — спросил Бондарев.
— Одеколон. Ну и Харакумо заодно.
Они расхохотались и долго не могли остановиться, как это часто случается с людьми, чудом избегнувшими смертельной опасности.
— Ну, хватит, хватит, — приговаривала Мизуки, смеясь и махая рукой на Бондарева, который сыпал шутками и прибаутками. — Господи, да перестань же! Я сейчас лопну от смеха!
Внезапно Бондарев успокоился и пару секунд спустя уже не сумел бы объяснить, над чем это он хохотал, с трудом удерживая руль в ослабевших руках.
— Слушай, — сказал он, — ты часто поминаешь Господа. Почему не Будду?
— Я христианка, — ответила Мизуки, пряча пистолет в сумочку и извлекая оттуда косметичку. — В нашем роду все христиане.
— Жаль, — посетовал Бондарев. — Я думал, ты обучишь меня медитации и прочим премудростям.
— Медитировать я умею. Можем попробовать, когда вернемся домой.
— Нет, нельзя, — покачал он головой.
— Медитировать? — удивилась она.
— К тебе домой нельзя.
— Почему?
— Харакумо догадается, кто побывал на фабрике. Охранник слышал женский голос. Твой голос.
— Ну и что? Мало ли женщин в Хиросиме?