Лакей быстро вышел.
Граф Белавин выронил из рук карту и с удивлением посмотрел на суровое лицо своего друга.
— Зачем ты прогнал его? — спросил он с некоторым смущением.
Он догадался, что должно произойти нечто серьезное, что Караулов возмутился его рассказом.
— А затем, — сказал Федор Дмитриевич, взяв со стола свою шляпу, что вы можете одни на досуге изучать меню вашего завтрака… Мы видимся сегодня в последний раз… С этого дня мы умерли друг для друга.
Граф вскочил, весь бледный. Он несколько минут не мог выговорить слова, наконец сказал, заикаясь:
— Ты шутишь… Зачем это?
Караулов смотрел ему прямо в глаза.
— Я далеко не шучу… Пока я был в состоянии прощать ваши глупости, я оставался вашим другом, хотя не щадил вас откровенным осуждением вашего поведения. А теперь вы совершили уже не глупость, а преступление… Я не подам вам больше руки… Вы перешли границы прощения… Проклятие Божие и презрение людей будет отныне тяготеть над вами… Если у вас есть силы раскаяться, раскайтесь и исправьтесь… Вспомните, что вы когда-то были честным человеком…
Граф вздрогнул, как под ударом бича.
Он выпрямился и прохрипел.
— Значит, в твоих глазах, я теперь нечестный человек?..
Караулов уже сделал шаг к двери, но остановился.
— Нет, вы больше не честный человек. Вчера вечером, по анонимному письму я был на Фурштадтской, в доме, который вам больше не принадлежит. Его у вас купила на чистые деньги женщина, которая была когда-то вашей содержанкой… Вы же сами его купили на деньги вашей жены… Я не знаю, вернулись ли полученные вами за дом деньги вашей жене, но я знаю теперь то, что, забыв обязанности мужа, вы забыли и долг честного человека… Вы отняли у вашей жены подругу и сделали ее сообщницей вашего преступления, вы вырвали мать из уважаемого семейства… Имя этой несчастной вам не нужно называть… Я догадался, кто она. Вы это понимаете? Уважение, которое я питаю к святой жертве ваших измен, оплакивающей стыд и несчастье быть женой недостойного человека, налагает молчание на мои уста… Но это последнее открытие меня освобождает, и я считаю своею обязанностью вас покинуть и предоставить вашему стыду… Я это делаю с разбитым сердцем, как акт справедливости. Прощайте, граф, да спасет вас Бог…
Граф Владимир Петрович, как-то весь согнувшись под тяжестью своего унижения, протянул умоляюще руки:
— Федор! Федор! Ты сказал правду! Ты прав! Но не покидай меня. Не дай мне погибнуть!
— Прощайте! — холодно произнес Федор Дмитриевич и вышел из кабинета.
Часть третья. НАД МОГИЛАМИ
I. Современная подруга
Прошел год.