По правде сказать, она не понимала, как г-жа Ботт могла спасти ее мужа?
В медицине известны средства, когда одна болезнь отвлекается другой, искусственно вызванной, но графиня не могла предполагать в своей подруге намерение прибегнуть к такому средству.
— Но что вы думаете сделать, чтобы спасти его? — спросила она с наивным, очаровательным недоумением.
Надежда Николаевна, конечно, не имела покамест готового проекта.
Она отвечала шутя, с грациозным жестом упрямого ребенка, который, однако, не сомневается в успехе.
— Это вы уже у меня спрашиваете слишком много. Я рассчитываю на непредвиденные обстоятельства. Это будет война, которую я объявлю ему. Я имею предчувствие, что останусь победительницей. Будете ли вы довольны, если я приведу к вам вашего мужа?
Графиня вздохнула.
Не умея лгать, особенно перед той, которую считала своим верным другом, она имела неосторожность ответить искренно.
— Столького от вас я даже не прошу. Мой муж — чужой для меня. Сделайте его только отцом Коры, и я вас буду благословлять.
Это были слова очень неосторожные, это была очень опасная доверчивость.
Надежда Николаевна задумалась, но не просила объяснить значения этих слов.
Она хорошо поняла их, и по приезде в Петербург — разговор этот происходил на вилле графини — истолковала их в свою пользу.
«Отдать отца Коре» — это совершенно успокоило остаток совести Надежды Николаевны.
«Она сделает графа Владимира хорошим отцом» — это развязывает ей руки, и она достигнет этого.
Разве она не хорошая мать?
Совесть говорила ей утвердительно.
Это была, впрочем, довольно покладистая совесть, которой обладают многие.
Она поддавалась обстоятельствам, благоприятствующим наклонностям ее обладательницы.
В Петербурге нравственность женщин довольно своеобразна.
Быть хорошей женой и хорошей матерью — это значит, чтобы муж не имел причин жаловаться на жену и чтобы дети не страдали от небрежности и неисправности матери, а затем она свободно может расточать свою благосклонность на всех по ее выбору.