Он не мог выговорить слова от овладевшего им волнения.
— Не узнал? Переменилась? Не ожидал? — снова спросила она.
В тоне ее звучала уже явная насмешка.
— Признаюсь… — задыхаясь, наконец, мог произнести Свирский.
— Да и ты порядком изменился, и, не в укор тебе будь сказано, не к лучшему…
Он вздохнул и робко посмотрел на нее.
— Но ничего, старый друг все же лучше новых двух… Ты не робей, я приму тебя лучше, нежели ты принял меня последний раз… Садись.
Она протянула ему руку.
Он запечатлел на ней восторженный, страстный поцелуй.
— Садись…
Он пошел было к креслу, на котором сидел когда-то Караулов и сиденье которого было еще влажно от пролитых с час тому назад слез Фанни Викторовны, но последняя испуганно вскрикнула:
— Не туда, не туда, не на это кресло, садись сюда.
Она села на диван и указала ему на место рядом с собой.
Он сел.
— Рассказывай… Ты женат?
— Да! — печально ответил он.
— Вот как… — протянула она. — Ну да это ничего, домашние обеды не всегда кажутся вкусными, потому-то и существуют рестораны… И что же, ты счастлив?
— Нет!
— Впрочем, что же это я спрашиваю… Счастливым в супружестве не место у меня… Твоя жена изменяет тебе?
Он горько усмехнулся.