— Пусть скажет; я не принимаю тех, кто не хочет назвать себя.
Жан воротился и принес карточку.
— Г-жа де Брион у меня! — вскричала Юлия, как бы от удивления и вместе с тем нарочно, чтобы Жан слышал. — Проси ее.
Мари вошла. Вуаль скрывала бледность ее лица, и едва только она увидела Юлию, как ноги изменили ей, и она скорее упала, чем села в кресло.
Между тем вот что происходило.
Мари, как сказал Жан, была с отцом в то время, когда ей подали записку Юлии. Неожиданность и ужасное содержание этого послания до того поразили бедную женщину, что граф д’Ерми подошел к ней, желая видеть, чье послание могло произвести такое действие; но Мари бессознательным и быстрым движением руки бросила в камин еще недочитанное письмо, смысл которого и почерк поразили одновременно ее глаза и мысли.
— Спросите адрес, — могла проговорить только г-жа де Брион.
— Что такое в этом письме? — спросил граф.
— Ничего, папа, — отвечала Мари, протягивая ему руку.
— У тебя есть от меня тайна?
— Нет, нет, добрый папа.
— Дурная весть?
— Право нет, деловое письмо.
— Отчего же ты побледнела?
— Я испугалась звонка; да и начало письма показалось мне худою вестью, и я испугалась за Эмануила, а между тем, оно касается весьма обыкновенного дела, которое даже не помешает мне заснуть.
И Мари посмотрела на часы.
— Ты выгоняешь меня? — заметил граф д’Ерми.
— Какая мысль, папа, возможно ли это?
— Значит, мне не о чем беспокоиться, и я могу оставить тебя. Итак, до завтра.
— До завтра.