— Кто сказал вам, что я люблю его?
— Не любите?
— Нет.
— Не любите? — повторила Юлия, взор которой осветился какою-то дикою радостью. — Кого же вы любите? Мужа, быть может?
— Да, — отвечала Мари, рыдая.
— О!.. — воскликнула Юлия со злобным смехом. — Значит, вы развратнее меня! Прочь, сударыня! Знай я это, я оставила бы вас как жертву собственных ваших угрызений, я не поторопилась бы мстить. Так вы любите мужа? Где же после этого оправдание вашему поступку, и зачем вы просите меня спасти вас? А хотите ли знать, что оправдывает мой образ жизни, который клеймите презрением вы, женщины высшего круга? Я скажу вам, что моя мать умирала с голоду, отец мой бил ее, они поладили между собою только в ту минуту, когда продали меня с общего согласия. Мне было тогда 16 лет всего, и вы знаете, как я наказала их, хотя и имела право на это? Я заботилась о них, хотя и не любила; я обогатила их, я дала им счастье, с которым им тяжело было расстаться, когда смерть открыла им могилы. Вот мое детство, моя молодость, мое происхождение. Я не состарилась еще, но у меня уже была бездна любовников! Это гадко, не так ли? Но перед Богом, судящим нас, я менее преступна, чем вы. Я могу гордиться перед вами, могу презирать вас, как женщину, которая обесславила седины отца, сделала несчастным любимого мужа и положила вечное пятно на бедного невинного ребенка!
— Вы правы, — отвечала Мари. — Да, я наказана, слишком наказана, поверьте мне. Но что мне делать? Куда идти? — говорила она, опустив глаза на цветной ковер, расстилавшийся под ее ногами. — Я наскучила вам, сударыня, не так ли? Я — презреннейшая из женщин, как вы сказали, и сказали правду! В один миг я потеряла и имя, и счастье, и отца, и дочь, и мужа; но как это случилось, я не знаю; а я была так счастлива! О, матушка, матушка! Зачем умерла ты так рано!
Она говорила это голосом такой невыразимой тоски, что сердце Юлии сжалось.
— Итак, все кончено! — продолжала г-жа де Брион, вставая. — Простите же мне те страдания, которые я невольно причинила вам; я не знала, что вы любили де Грижа, который для меня перестал вас видеть, потому что вы так прекрасны и, может быть, добры. Я одна виновата во всем — и потому прошу у вас прощения.
Сказав это, Мари протянула Юлии руку, но та не смела взять ее.
— Да, величайшее несчастье будет, без сомнения, прямым следствием всего, — говорила Мари, — но умоляю вас, не упрекайте себя в этом. Я навлекла его сама и еще раз прошу у вас прощения; прощайте!
И неверными шагами г-жа де Брион пошла из комнаты. Юлия видела, что обессиленная, несчастная женщина едва в состоянии дойти до дверей, и она невольно протянула руку, чтобы поддержать ее.
Мари, заметив это движение, поблагодарила ее взглядом.
Этот взгляд, прекрасный и полный тоски, пробудил в душе Юлии раскаяние и сожаление о своем поступке. Да и трудно было встретить более трогательное выражение отчаяния.
— О, если б у меня были еще письма, я бы возвратила их вам; но, к несчастью, они отосланы.
— Благодарю вас за доброе намерение. Пусть будет что будет!
И Мари взялась за ручку двери. Но как ни испорчена была Юлия, все-таки она была женщина, а сердцу женщины всегда доступно чувство сожаления. В эту минуту она действительно готова была отдать все на свете, чтобы спасти Мари.
— Есть еще средство, — сказала Юлия с некоторой нерешительностью; ибо, кроме того что она сама предлагала это средство, она понимала, что оно слишком унизительно для бедной Мари.
— Какое? — спросила последняя.
— Поезжайте, не теряя ни минуты, в К*** и получите пакет, посланный на имя вашего мужа.