— Боже! Она… она… хорошенькая женщина… впрочем, она очень добрая, и мы не можем на нее жаловаться. Всякий живет как хочет…
Холодный пот выступил на лбу графа. Он не мог угадать ничего, хотя и чувствовал, что причина, заставившая приехать сюда его дочь, была постыдна. Победив, однако, свое волнение, он продолжал:
— И часто приезжает к ней эта дама?
— Нет, мы видим ее впервые, не так ли? — прибавил привратник, обращаясь к своей жене. Он хотел честно заслужить эти 25 франков.
— Да, — подтвердила последняя.
— Вы уверены в том, что говорите?
— Положительно уверены, сударь.
— Хорошо, теперь выпусти меня, — сказал граф и бросил луидор на стол.
Привратник поклонился и отворил ему ворота. Выпустив графа, он взял луидор и посмотрел на него внимательно.
— 1813 года, — сказал он, побрякивая им, как бы желая убедиться в настоящем звуке золота. — А мы спали с тобой, жена, — прибавил он.
— Это доказательство, что счастье приходит во сне, — отвечала та и расхохоталась.
Граф, полный тревоги и страха, почти плача влез в фиакр и, несмотря на холод ночи, решился ждать.
XII
Юлия разглядывала Мари: она сознавала свое преимущество, ей нечего было бояться, словом, она торжествовала. Однако чувство, понятное каждому, не позволяло ей первой прервать обоюдное молчание. К тому же с Мари она не могла быть так откровенна, как была с Леоном; она понимала необходимость убедить г-жу де Брион, что ее образ действий имеет за собою право, а следовательно, и оправдание, и чтобы последняя не могла винить никого, кроме себя, в последующем несчастье. Юлия была слишком умна, чтобы не войти в ту роль, которую готовилась разыгрывать; а между тем, она молчала и, обозревая молодую женщину, думала: «Как она прекрасна!»
Наконец Мари решилась заговорить.
— Мы одни? — спросила она.
— Совершенно.
— Точно ли вы Юлия Ловели?
— Я перед вами.
— Так это вы прислали мне записку час тому назад?