— Вы соглашаетесь ехать со мною?
— Боже мой! Боже мой! — произнесла бедная женщина, заливаясь слезами и пряча свою голову в подушки дивана. — Неужели все, что я вижу, что слышу, что делаю — действительность! Неужели я в самом деле пала так низко и дошла до всего этого в два года… Бедный отец мой! Что он скажет? О, милостивый государь! Где конец вами сделанного зла?..
— Одумайтесь, Мари, прошу вас! То, на что вы смотрите с таким ужасом, не повторяется ли ежедневно? Разве сердце не может следовать своей дорогой? Обрученное с одним, оно часто любит другого и для него оставляет своего мужа.
— Да, но для тех, по крайней мере, любовь может служить оправданием.
— О, как вы жестоки, Мари! — сказал Леон.
— Виновата, — сказала г-жа де Брион, и она протянула руку де Грижу, — виновата, я с ума схожу. Да, я люблю вас, и я должна вас любить, — прибавила она с усилием, — потому что иначе чему могут приписать мой поступок и какое имя дадут мне самой?.. Что вы говорили?..
— Де Брион не должен застать вас здесь.
— Вы правы, — отвечала бессознательно Мари, утирая слезы и стараясь успокоиться.
— Надо уезжать из Парижа, даже из Франции.
— Все равно, куда бы то ни было, хоть на край света, — я и туда донесу свои муки и свое раскаяние. Итак, я должна покинуть все: отца, комнату, в которой умерла мать и которую я хотела навсегда оставить в том же виде, как святилище воспоминаний, мужа, который проклянет меня, дочь, которая напрасно будет звать меня к себе.
— Мы увезем ее с собою.
— Что тогда ему останется?
— Несчастье не может быть вечно, и когда-нибудь вы опять соединитесь со всем тем, что до сих пор любили.
Мари склонила голову в знак сомнения. Она была задавлена страданием и не могла найти в себе ни капли воли, чтобы противостоять этому человеку, который вел ее к гибели.
— Я готова на все! — сказала она. — Приказывайте!
— Во-первых, муж ваш не должен более вас видеть.
— Потом?
— Отец ваш тоже, вы, пожалуй, откроетесь ему — и тогда мы погибли.
— Бедный папа!
— Завтра с рассветом надо бежать.