Роман женщины

— Ему, ему! Эмануилу! Я не в силах оставить его, не сказав ему ни слова, не открывши ему моего преступления.

Она села к столу и дрожащей рукою написала:

«Когда вы прочтете это письмо, Эмануил, то истина не будет для вас темною.

Я поступила низко, недостойно вас; я не прошу вас простить меня, зная, что слез целой жизни недостаточно для того, чтобы смыть мое преступление. Я заслуживаю ваше презрение, и, не смея встретить его лицом к лицу, — уезжаю. Вычеркните же мое имя из вашего сердца, как я вычеркиваю его из жизни. Бог, даровавший вам твердость и великодушие, поддержит вас в горе, и, может быть, со временем, когда я искуплю свое заблуждение, когда потухнет во мне жизнь, как уже потухла надежда, вы перестанете проклинать меня, думая о дочери, которую я оставляю вам на память».

Сложив письмо, Мари вложила его в ручонки Клотильды, как бы желая тем облегчить тяжесть своего проступка, вверяя признание в руки младенца. Она попробовала написать отцу; но не могла найти слов, чтобы предупредить его о предстоящем ему горе.

В 7 часов утра она оставила дом, сопровождаемая Марианной, помолившись прежде в кабинете Эмануила. Мари не верила в действительность. Видя, как все своим обыкновенным чередом пробуждается к действительности, она сомневалась в истине; ей казалось, что она все еще находится под влиянием какого-то непонятного ей состояния, что она едет только на час или на два для прогулки, что она воротится домой, где встретят ее опять и взгляд и улыбка Эмануила.

Карета подъехала к Мальотским воротам. Мари вышла из экипажа, Марианна приказала кучеру воротиться, говоря, что госпожа ее хочет воспользоваться прелестью утра и придет домой пешком. Почтовая карета ждала их на назначенном месте.

— Так все это правда! — воскликнула Мари, садясь около Марианны и чувствуя, что лошади быстро неслись по той же дороге, по которой она только что проехала. Она обогнала свое купе, возвращающееся шагом; она посмотрела на свой экипаж, в котором так часто ездила, спокойная, счастливая и безукоризненная, ездила вдвоем с Эмануилом, и слезы невольно брызнули из ее глаз.

Часть четвертая

I

Граф д’Ерми не спал всю ночь: сказанное ему Леоном сильно его встревожило.

«Эмануил обманывает Мари, — говорил сам себе старик, — он продолжает прежние связи, а дочь моя страдает и мучается, зная о поведении мужа. Нет, я не допущу этого, я не могу видеть несчастье моей Мари, я объяснюсь с де Брионом и завтра же утром отправлюсь к дочери; кроме меня, ее некому защитить».

Подобного рода мысли всю ночь тревожили графа, которого Леон проводил до дома, и, чтобы как-нибудь оправдать свое присутствие около отеля де Бриона, он объявил графу д’Ерми, что на этой самой улице живет женщина, очень близкая его сердцу. К несчастью, этот предлог был весьма недалек от истины! После разговора с Мари Леон пошел домой приготовиться к дороге: он застал Флорентина, который, по обыкновению, ожидал его; однако де Гриж не сказал ему ни слова, желая избежать унизительного объяснения со слугою.

— Сколько ты считаешь за мной, Флорентин? — спросил де Гриж.

— Ничего, сударь!

— Ну вот тебе за месяц; завтра же, с рассветом, ты можешь идти куда хочешь.

— Вы отсылаете меня? — возразил Флорентин, как будто не зная за что.

— Нет; я уезжаю из Парижа, и ты мне более не нужен. Уложи мои вещи, но не ложись спать; кто бы ни пришел ко мне — меня нет дома.

Хотя де Гриж вовсе и не обвинял его, однако Флорентину хотелось оправдаться.

— Г-жа Ловели была сегодня утром у вас, — сказал он Леону.