— А может быть, это новый способ ухаживать за мною?
— Право, нет, я и от этого отказался.
— И прекрасно сделали.
Они замолчали.
— Я думал, — начал Леон, — что у графини д’Ерми одна дочь.
— Любезный друг, вы надоели мне с вашим д’Ерми. Мать и отец ее вместе с нею, дождитесь антракта и ступайте просить у них ее руки, а меня оставьте в покое.
Юлия, видимо, была встревожена; но не Леон был тому причиной. По временам она смотрела на ложу, в которой находился де Брион, хотя и показывала вид, что смотрит в другую сторону. Де Брион был тоже не совсем спокоен. И точно, вид Юлии поражал его неприятно, не потому, чтоб он придавал какое-нибудь значение своей связи с нею, но тем не менее он хотел бы избегать случаев ее видеть. Он уселся в глубине ложи и утешал себя, глядя на Мари, счастливую и гордостью, и сердцем, ибо она смело могла сказать, что из всей массы зрительниц не было никого прекраснее ее и более любимой. Между тем Гризи пела восхитительно.
— Кто эта дама? — спросила Мари у своей матери, показывая взглядом на ложу Юлии, — она не сводит с нас своего бинокля. Ты знаешь ее?
— Нет.
— А ты? — сказала она, обращаясь к отцу.
Тоже «нет» было ответом графа.
— Она прелестна, браслет на ее руке так и горит бриллиантами; вероятно, желая показать его, она так лорнирует беспрестанно, — продолжала Мари.
Эмануил задрожал при мысли, что Мари могла узнать в этом браслете его подарок, а также и повод, по которому он был сделан; но он успокоился, подумав, и довольно основательно, каким образом и кто может доставить ей эти сведения.
Занавес опустился. Леон встал, чтобы выйти из ложи.
— Куда вы? — спросила Юлия.
— Пойду повидаться с де Брионом; он тоже вышел из ложи графа.
— Не приводите его ко мне.
— Не беспокойтесь, он и сам не имеет этого желания, я в этом уверен.
Леон, не будучи любовником этой женщины, не боялся ее и потому не имел причин щадить ее самолюбие.
— Вы меня оставляете? — сказала она.