— Мадемуазель д’Ерми мне больше нравится, а вам кто?
— Мне тоже, — проговорил Эмануил с невольной улыбкой.
— Кстати, я был в ложе Юлии, она не перестает говорить о вас. Вам не угодно ее видеть?
— Конечно, нет.
Они расстались: Эмануил пошел в ложу графини, Леон к Юлии.
— Блондинка и есть девица д’Ерми, я узнал это от де Бриона, — сказал Леон, садясь около Ловели, которая выразила свое нетерпение, услышав, что де Гриж толкует о предмете, так мало для нее занимательном.
— Только-то он и сообщил вам?
— И еще представил меня графу, который принимает по четвергам и у которого я могу всегда встретить Эмануила.
— Уж не принадлежит ли он к числу обожателей графини? Эти политические люди всегда имеют такие чудовищные связи…
— Я скоро узнаю истину, бывая каждый четверг у графа…
— Чтоб ухаживать за матерью…
— Не угадали, чтобы видеть дочь.
— У вас есть место в оркестре? — спросила Юлия.
— Разумеется.
— Так доставьте мне удовольствие, займите его, — сказала полушутя, полусерьезно Юлия, — я решительно не видала ничего несноснее вас сегодня.
И Леон вышел, поцеловав ее руку. Во время антракта он встал с места и, оборотясь спиною к сцене, последовал общему примеру молодежи, т. е. принялся рассматривать публику.
— Посмотри, — сказала шепотом Клементина, обращаясь к своей подруге и показывая ей на Леона, — видишь ли ты молодого человека, который послал улыбку той даме, о которой ты сейчас спрашивала.
— Вижу, так что же?
— То, что если б я могла выбрать себе мужа, то я, не колеблясь, вышла бы за него замуж.
— Я бы сказала, что у тебя дурной вкус; потому что он слишком хорош собою, чтобы мог быть порядочным мужем.