— Завидовать чужой жизни. У кого-то морщинами и шрамами покрываются тела, у кого-то — души. Не знаю, что хуже. — Леонидас поводит рукой, жестикулируя, и чай выплёскивается на стену. — Чёрт! Можем мы вернуться к твоей учёбе?
Я открываю рот. Пауза растягивается, как жевательная резинка, пока у меня не вырывается:
— Кто вам сказал, что вся эта учёба, ЕГЭ эти, учебники… это нужно?
Леонидас вздёргивает бровь.
— А если, кто сказал, был не прав? — Я шевелю пальцами в воздухе, подбирая пример. — Как Гитлер! Все верили в нацизм, а потом спохватились: «Ой, чё-то мы не то с евреями сотворили».
— Ты сравниваешь гимназию с нацизмом, но носишь причёску «гитлерюгенд». Не видишь противоречия?
— Да современная это причёска! Сколько вам говорить? Я про другое… я…
Глаза Леонидаса сужаются.
— Ты хочешь остаться без образования? Или всё-таки поступить в университет, переехать в крупный…
— Не, не договаривайте, — перебиваю я его. — Сейчас угадаю: поступить в университет, потом найти работу; найти работу, потом выйти на пенсию? Этого вы от меня хотите? Чтобы я, как вы все… как хомяк по кругу?..
Леонидас подносит чашку к губам, но не пьёт и только задумчиво смотрит на дно.
— Ты можешь жить хоть под мостом, как тролль в коробке. Но я — лично я — хочу не краснеть перед Аидой Садофиевной, что ученик, который у одного учителя не хватает звёзд с неба, у другого должен был проводить открытый урок. Потому что либо что-то не так с учителем, либо…
Меня обдаёт холодком.
— Вы про чё?
— Открытый урок, милый друг! Ты не знаешь, что это?
Я растерянно тру мокрые от дождя волосы.
Гимназист вещает с места препода? Под камерами?
В одну минуту во мне смешиваются страх и детский, если не щенячий восторг.
Артур Александрович на «ютубах» всей страны? На уроке химии?
Вероника Игоревна реально хотела этого?
ebooksa