Сальса, Веретено и ноль по Гринвичу

– Они как будто трупы, которые сильно накрасили, чтобы скрыть следы разложения, – заметила Лейла. А танец всё продолжался, немолодые женщины ходили и ходили гуськом, размахивая руками и пытаясь своей ещё большей невыразительностью оттенить весьма невыразительную солистку. Все в зале с облегчением вздохнули, когда представление закончилось и диджей дал бачату.

Веретено танцевало бачату с Эсмеральдой. Она выглядела очень счастливой, когда Веретено крутило её, как хотело, прижимая к своей широкой груди это тщедушное тельце. Лица некоторых стоявших вокруг без пары женщин вытянулись ещё больше, так что Бану безошибочно смогла определить влюблённых в Веретено. Ей казалось, что она поняла, по какому признаку можно вычислить всех так называемых «женщин Веретена»: их поголовно отличало неимоверно унылое выражение лица, и во главе парада шла, конечно же, его несчастная жена. Опасаясь подцепить эту заразу, которую Бану считала чем-то сродни венерическому заболеванию, она время от времени заглядывала в зеркало и спрашивала себя: «А не унылая ли у меня физиономия?» Вот и теперь она собралась с духом и попыталась стать весёлой. Она даже кокетничала со всеми, кто приглашал её потанцевать, и ненавидела себя за это: ей казалось, что она ведёт себя как распоследняя шлюха, уподобляясь Веретену.

Когда поставили клубную музыку, Бану растолкала людей вокруг себя и отправилась танцевать в свой собственный мир, где были только она да Веретено, каждым нервным окончанием ловившее её движения. Она сама не заметила, как оказалась в круге, и от неё чего-то ждали, словно она была жертвенной девушкой, которая должна затанцевать себя до смерти, чтобы умилостивить силы Природы и призвать весну на смену зиме. Бану закружилась на месте, как дервиш, и остановиться уже не могла. Всё вокруг превратилось в смазанное орущее пятно света, и только он один стоял неподвижно перед глазами, куда бы ни перемещался взгляд – Веретено словно выгравировали на сетчатке её глаз. Вокруг его фигуры закручивались тугими спиралями золотистые струи дыма, и его губы были как змеи, брови – как зубья капкана, а туловище – как барханы в пустыне. Он подошёл к Бану, грозный, подобно ангелу смерти, схватил её за руку и громовым голосом заговорил:

– А чьи это топкие ручки? У тебя всегда такие красивые новые платьица, у тебя что, магазин платий?

У Сабины пересохло во рту. Она поняла, что сейчас её будут целовать и избежать этого не получится, потому что она будет выглядеть противоречивой дурой. Она с запоздалым ужасом подумала, что на лбу у неё созревает алый прыщ и что голова три дня как не мыта, ну а что такое эпиляция, она вообще не знала. Единственное, на что она уповала, – так это на плохое освещение в машине и неразборчивость шефа, который наклонился к ней и ухватился за её губы своими. Это был первый в жизни поцелуй Сабины, и было обидно это признавать, но она не почувствовала ровным счётом ничего. «Наверное, слишком сильно и долго хотела, вот и перехотела», – подумала она, и тут ей в голову некстати пришёл Учитель. Сабина насилу вырвалась, так и не разомкнув губ. Положение её оказалось ужасно: надо было как-то избежать приставаний шефа, при этом не вылететь с работы, и ещё как-то добраться до дома.

– В чём дело? – Шеф начал раздражаться.

– Извините, но я думаю, что сейчас для этого неподходящее время и место. – Сабина хотела сказать это как можно мягче и женственнее, но отсутствие практики сказалось: вышло грубо.

– Ты что, издеваешься?! Какого чёрта я тебя сюда вёз?

– Я думала, вы хотели довезти меня до дома, – пискнула Сабина.

– Когда я кого из сотрудников домой возил? Ты охренела?

– Не хамите мне!

– Я твой начальник и буду с тобой говорить как хочу. – Тут он решил сменить гнев на милость: – Ну чего ты боишься, глупая? Всё будет хорошо. – И он снова попытался поцеловать Сабину. Она вырвалась, и завязалась неуклюжая борьба. В машине было не много места как для обороны, так и для нападения. Кроме того, Сабине мешал какой-то идиотский страх испортить что-то или сломать. И когда она почувствовала, что ей не избежать позора, в боковом окне позади шефа вдруг возникло из мрака заросшее бородой и синее лицо мертвеца. Сабина вытаращила глаза и перестала сопротивляться. Поняв, что здесь что-то не так, шеф оглянулся, завопил и прижался к Сабине. Тут в другое окно упёрся чей-то раздувшийся живот, обтянутый полицейской формой. Сабина взвизгнула и отодвинулась подальше от окна, насколько это было возможно. Позабыв недавние распри, они с шефом сидели бок о бок и тряслись, вспоминая всё, что слышали об окрестностях Кровавого Озера. Мертвец слева наклонился и постучал скрюченным пальцем о стекло.

– Ай бырат, – провыл он. – Стекло опусти. – Шеф хрюкнул и помотал головой. Живот справа отодвинулся, и в машину заглянула лоснящаяся рожа в фуражке.

– Опускай, тебе говорят, – прогнусавила рожа.

– Уф-ф, это просто полиция. – Сабина слегка расслабилась. Но шеф отчего-то психанул и попытался завести машину.

– Я твой номер записал, – предупредил полицейский.

– Лучше просто поговорите с ним, – посоветовала Сабина. Шеф покосился на синемордого типа, обтиравшего бородой окно, вздохнул и опустил стекло. Машину наполнил аромат гниения. Полицейский зашёл слева и спросил:

– Чем это вы тут занимаетесь?

– Разговариваем, – неубедительно соврал шеф.

– Скажи «чтоб я умер»? Ты кого обмануть хочешь?