Замок в облаках

22
18
20
22
24
26
28
30

Кстати нужно отметить, что в общении с другими детьми Дон предпочитал не применять силу: чтобы посеять среди них раздор или смуту, ему хватало нескольких слов. Удивительно, как этот чертёнок нутром чуял слабые места окружающих и использовал это чутьё в своих интересах. Кто до сих пор смог противостоять его умению плести интриги, так это маленькие американки Грейси, Эми и Мэдисон, да и то только потому, что говорили с Доном в прямом смысле слова на разных языках. По-немецки они знали одно-единственное слово – «данке». Дон мог разглагольствовать сколько угодно, но всё было бесполезно: они не понимали его зачаточный школьный английский, он – их певучий диалект южных штатов.

Двадцать седьмого декабря погода испортилась настолько, что мы вообще не смогли погулять. Нет, мы честно пытались. В течение получаса мы натягивали на детей лыжные комбинезоны, штаны и куртки, тёплые сапоги, шапки, шарфы и перчатки – и всё это только для того, чтобы десять минут спустя снова раздеть их. Выходить на прогулку было бессмысленно. Ледяной ветер непрерывно швырял нам в лицо крупные хлопья снега, ресницы, брови и кончики волос в мгновение ока покрылись инеем. Кроме того, попадая на кожу, снег неприятно колол её ледяными иголочками. Из-за метели невозможно было различить что-либо дальше собственного носа. Не дойдя даже до гостиничного катка, мы решили повернуть назад, опасаясь, что кто-то из детей отстанет и заблудится в метели или кого-нибудь снесёт ветром.

Снова оказавшись в тёплой и уютной игровой, все облегчённо вздохнули, однако никому, кроме Каролин, не хотелось ни клеить, ни резать. К сожалению, никто так и не смог объяснить, как так вышло, но факт остаётся фактом: через несколько минут после нашего возвращения Дон и Грейси затеяли настоящую дуэль на ножницах. Дон отстриг Грейси приличную прядь волос, а Грейси, изловчившись, отчикала кусок полы незаправленной рубашки Дона.

Грейси при этом ругалась как извозчик. Я уверена, что её мать даже не подозревала о столь богатом словарном запасе дочери.

Когда нам наконец удалось разнять дуэлянтов (и конфисковать у них ножницы), Дон выступил в своём роде:

– Пусть Грейси Барнбрук из Чарльстона, штат Южная Каролина, не думает, что моя рубашка останется неотмщённой. Она ещё пожалеет, что появилась на свет! – Он злобно сверкнул на меня глазами: – Переведи ей!

Я повернулась к Грейси:

– Дон говорит, что очень рад, что присоединился к занятиям в игровой, ведь иначе он никогда бы не познакомился с тобой, Грейси. А ещё он говорит, что ему очень жаль, что так вышло с твоими волосами, – достаточно вольно перевела я.

Грейси скрестила на груди руки:

– Ну ладно. Скажи ему, что я принимаю его извинения. Это только потому, что у него красивые глаза, а ещё потому, что я не люблю тихонь – с ними одна скукотища.

Эми закатила глаза:

– Вот до чего доводят розовый гипюр и сиреневые блёстки. Вот вам, пожалуйста! Сначала мы влюбляемся в плохих парней, потом нам становится наплевать на все достижения эмансипации, а потом – добро пожаловать в клуб разбитых сердец.

Да уж, Эми сегодня была не в лучшей форме.

Я повернулась к Дону:

– Эми говорит, что, хотя Грейси выглядит невинной овечкой, летом на школьном дворе она сломала плечо мальчику, который задирал её. А ещё там была какая-то тёмная история с одноклассницей, которой она сломала нос. Хотя Грейси уверяет, что это было недоразумение.

– Правда? – Дон потрясённо сглотнул.

А Грейси кокетливо захлопала ресницами.

– Если хочет, он может научить меня паре швейцарских ругательств, – предложила она. – Моя мама всё равно их не поймёт, а она не запрещает мне говорить то, чего не понимает. Спроси его, как по-немецки «конское дерьмо».

Я снова обратилась к Дону:

– Её мама опасается, что в один прекрасный день Грейси не сможет держать себя в руках и прибьёт кого-нибудь, но Грейси утверждает, что она научилась владеть собой. А ещё она хотела спросить у тебя, как по-немецки будет «конское дерьмо».