Я удивленно моргнул, наблюдая, как, усевшись на край дивана, она — истый ангел! — расправила на коленях клетчатый подол платья и сложила руки, как покорная выпускница женской гимназии. Именно с таким видом и задаются самые беспардонные вопросы.
— Валяй.
— У вас с Викой роман, да?
Странно, но ответить сейчас было сложнее, чем когда бы то ни было ранее в моей жизни. И в то же время — проще простого. Но объяснять всю многогранность наших отношений постороннему человеку я не собирался.
— Нет. То, что ты сегодня видела, — это Вика хотела привлечь внимание.
Какая наглая ложь… Лиля брезгливо поморщилась.
— Ясно. Наверное, то, что она ревела потом целый час в парке, — тоже ради внимания.
Я тяжело вздохнул.
— Она тебе что-то рассказала?
— Ни слова. Как партизан.
Я опустил взгляд, носком ботинка отбросив в угол смятый бумажный шарик.
— Хм… ладно. Лиль, тебе хотелось бы, чтобы она осталась в школе?
Рыбакова скептически ухмыльнулась. Сегодня при разговоре со мной она вела себя как-то совсем расслабленно, как с закадычным приятелем, и это мне не нравилось. Если так же будут вести себя другие ученики после этого Викиного театрального поцелуя, скоро мне, чего доброго, вообще начнут отпускать подзатыльники и ставить подножки.
— Ну, знаете, говорят, не бывает женской дружбы. Ерунда. Просто бывают люди, которые не умеют дружить. Вот Вика умеет, а это редкость. И мне бы не хотелось расставаться с ней раньше, чем придется уезжать в институты…
— Хорошо. Тогда у меня к тебе поручение, — я прочистил горло, «переваривая» полученную информацию. — Оно сводится к одному предложению: делай, что хочешь, но Вика должна остаться в школе. Нельзя позволить ей совершить дурацкую ошибку под влиянием эмоций.
Рыбакова снова скептически изогнула бровь.
— Думаете, это возможно?
Я взял со стола свое недописанное заявление.
— Более чем. Я ухожу из школы, скорее всего, после зимних каникул меня уже не будет.
Все это прозвучало как-то совсем зловеще, Лиля удивленно вытаращила глаза, ее длиннющие ресницы задрожали.