Вика тяжело вздохнула.
— Динамо.
— Именно. А теперь добавь сюда другие ингредиенты: алкоголь, подростковый возраст или просто невысокий интеллект, и, главное, — незнание о твоем секрете, о твоей фобии. Они чувствуют только посыл — я вас презираю! — и соответственно реагируют, понимаешь? Каждый из них думает, что с другими ты ведешь себя иначе, а значит — ты смеешься именно над ним, играешь, как кошка с мышей… Вот это и доводит их до бешенства. Тут уж не до деликатного отношения, Вика. Ты забираешь у них из-под носа то, что только что предлагала всеми возможными средствами.
Она рассержено поджала губы, обняв себя за плечи, и я мысленно молился, чтобы с ней вдруг не случилось новой истерики.
— Понятно. Но что мне делать?
Я откинулся на спинку дивана и завел руки за голову.
— Они — это не главное. Главное — это ты. Если ты изменишься, изменятся и они, поверь. Мы поработаем над этим.
Вика грустно покачала головой, но промолчала, отстраненно рассматривая серебристую пряжку на сумке.
— На сегодня все? Ты устала?
— Да я ничего и не делала… — Она вяло усмехнулась.
— Устать можно от одних мыслей.
Вика пожала плечами.
— Нет. Все нормально. Я только пытаюсь понять, почему так боюсь. Это что-то дикое… такое, знаете, подсознательное…
Я бы тоже хотел понять. Но пока даже не представлял, как…
Двор за окном постепенно заполняли чернильно-синие сумерки, блеклый дневной свет угасал, а мрачные тучи создавали еще более хмурую атмосферу. В кабинете было уже почти темно — сюда и днем не проникали солнечные лучи, и моя предшественница просила внимательно следить, чтобы фикус на подоконнике не страдал от закрытых жалюзи в зимнее время. Вика молча допивала давно остывший кофе, а я, воспользовавшись паузой, решил зажечь настольную лампу. Но в ту же секунду забыл об этом, переключившись на мелькнувшую в голове идею.
— У тебя есть любимый актер?
Вика скептически приподняла правую бровь.
— Хм… мы будем говорить о кино?
— Да, нужно отвлечься, — соврал я. — Так что?
— Ну, да, есть. Но вы, наверное, не одобрите.