Эфффект линзы

22
18
20
22
24
26
28
30

Парень сурово свел густые черные брови к переносице и стал похож на хищную птицу. Мне показалось, даже его крючковатый нос непропорционально удлинился и побледнел.

— А как она выглядела?

— Ну, вот поэтому я и спрашиваю тебя о субкультурах. Она-то как раз выглядела весьма готично. Кроме того, говорят, что у него на ноге незадолго до смерти появилась странная татуировка.

Сдобников энергично потер ладони о джинсы.

— Видел. Но ничего не знаю, мы уже перестали общаться тогда. Ладно, Кирилл Петрович, я поузнаю по своим каналам, обещаю. Но мне кажется, это не Лехин формат. Не представляю его в плаще и с длинными патлами, — Витя усмехнулся.

Я покачал головой и вдруг почувствовал что-то необычное. В этот момент в моем сознании пронеслось нечто практически неуловимое, давно забытое. Полустертое ощущение напомнило мне о ночи, когда погиб Литвиненко. Итак, третье октября. Заболел, жду «скорую», дождь, полуобморочное состояние. Ночь, улица, фонарь… почти Блок! Крики, ругань… Я вздрогнул.

— Кстати, об одежде… Ты не знаешь, как был одет Леха, когда… — я осекся. — В общем, когда его нашли…

Сдобников окинул меня странным взглядом и хмыкнул:

— Откуда мне знать? Я его не видел. Меня не было в городе.

— А где ты был?

Я не хотел, чтобы вопрос прозвучал как подозрение, но Витя мгновенно ощетинился, почувствовав себя на допросе.

— С мамой ездил в Жуковку. Если б знал — билеты сохранил!

— Ладно-ладно, — я опустил взгляд, сбавив обороты. — Не знаешь, значит…

— Да Господи! Наверное, он был в том же, в чем и всегда ходил.

— Например?

— Ну, джинсы потертые, и куртка у него была дутая такая…

— Какая?

Витя раздраженно взмахнул рукой.

— Да обычная, темная! С буквой «G» на спине!

Мои глаза невольно раскрылись шире. Значит… значит… Черт! Я же САМ был свидетелем происшествия… Болван! Если бы я только мог предположить раньше, или хотя бы знал заранее, что ввяжусь в это странное расследование, обязательно бы сам побывал на месте преступления! Теперь, хоть и с запозданием, эта часть паззла неожиданно сложилась: я видел, как в ночь убийства мимо моего дома в сторону парка пробегал Литвиненко. За ним гнались — и, скорее всего, таки догнали, потому что те синяки на его теле, которые не мог объяснить Вовка Сидоренко, и есть тому доказательство. Его преследователи — я вдруг вспомнил это с впечатляющей ясностью, хоть в тот вечер практически ничего не видел — были полностью одеты в черное. Оставалось непонятным одно — кто они и чем он так их прогневил? Каким-то необъяснимым чутьем я догадался, что ответы на эти вопросы как раз и кроются в той страстной мольбе о прощении на его могиле.